Квартира сестер Подкаура в то утро напоминала общежитие, в котором собрались на отдых люди, изнуренные непосильной работой. Татаринов и Мартынюк спали. Афонин то и дело подбегал к окну, прислушивался. Серов сидел на стуле глубоко задумавшись, механически листал какие-то немецкие газеты. Валя не выходила из кухни. После того как немцы казнили наших товарищей, она все время плакала, и не было слов, чтобы утешить ее.
Лиза и Галя вбежали в комнату, когда, казалось, не было уже никакой надежды на их благополучное возвращение. Обе выглядели усталыми, измученными, точно работали целые сутки без отдыха. А ведь прошло всего полтора часа! Даже Галя, обычно всегда спокойная, уравновешенная, сейчас была не похожа на себя: ее плотно сжатые губы отливали синевой, глаза лихорадочно блестели, из-под платка выбились пряди волос. Худенькая, бледная, Лиза едва держалась на ногах. Она прислонилась к притолоке двери и, тяжело дыша, то расстегивала, то вновь застегивала пуговицы потертого, старого пальто.
— Мы все сделали, — немного отдышавшись, тихо сказала она.
За полтора часа Лиза Гельфонд так переволновалась, столько пережила, передумала!..
Метрах в трехстах от казино-столовой ее остановил патруль. Жандармский офицер подозрительно посмотрел на тяжелый сверток в руках женщины, но, когда услышал, что она идет на работу в офицерскую столовую, приказал жандармам: «Пропустить!» Офицер долго смотрел ей вслед, пока не убедился, что она действительно вошла в помещение казино-столовой.
Галя пришла на несколько минут раньше своей подруги и ожидала ее в генеральской комнате. В столовой еще никого не было, только где-то в кухне гремели жестяными противнями повара. Подпольщицы быстро перевернули один из столиков ножками вверх, прибили коробку с «начинкой» к внутренней стороне крышки, поставили столик на место, накрыли скатертью. Такую же операцию проделали с другим столиком в общем зале. Затем Лиза стала растапливать печи, а Галя для видимости возилась с посудой, перетирая полотенцем и без того чистые тарелки...
О результатах диверсии нам должна была сообщить Ирина Соколовская. У нее в тот день был выходной. Предполагалось, что взрыв произойдет часов в двенадцать дня. Ирина к этому времени будет где-то поблизости от столовой и, как только мины сработают, придет на улицу Коперника, 28.
Стрелка часов уже давно перескочила за цифру двенадцать, а Ирины не было. Час, половина второго, два... Ее все нет. Что случилось? Сами мы не могли услышать взрыва, потому что находились далеко от столовой. Может, отказали механизмы в минах? Или гитлеровцы обнаружили банки с «начинкой»? Только первое или второе, других причин быть не могло... Впрочем, нет, не исключено и третье: что-то произошло с самой Ириной. Не схватили ли ее гестаповцы?
Больше всех, наверное, переживали Лиза и Галя. Они молчали, но нетрудно было догадаться, о чем думала каждая. Галя несколько раз порывалась пойти в город. Мы не пустили ее.
В начале третьего пришла Люба Комаровская, возбужденная и одновременно немного испуганная.
— Ой, товарищи, что творится в городе! — сразу заговорила она. — Партизаны взорвали немецкую столовую и гостиницу. Говорят, очень много убитых и раненых офицеров... Немцы уже два часа вывозят их на санитарных машинах. Офицеры из других столовых тоже поразбежались. Какой-то мужчина на улице сказал, что с минуты на минуту взлетит на воздух ресторан.
В это время раздался стук в дверь: прибежала Ирина Соколовская.
О взрыве мы уже знали. Теперь всех интересовал вопрос, почему Ирина так долго не появлялась. Что с ней случилось? Это не было простым любопытством. Если гестаповцы или жандармы задержали Соколовскую недалеко от места взрыва, а потом отпустили, то вполне возможно, что за ней следят.
Произошло между тем следующее. В десятом часу Ирина вышла из своей комнаты. Соседки по квартире встретили ее в коридоре подозрительными взглядами. После той ночи, когда у меня в руках взорвался запал, соседи вообще стали относиться к ней с подозрением: ведь так не долго, чего доброго, спалить дом!
Едва дождавшись, пока сварится кофе, Ирина вернулась в комнату, поставила кофейник на окно и, не позавтракав, выскочила на улицу — лучше не задерживаться в доме!