7.
Мои первые встречи с отцом произошли в тринадцатилетнем возрасте и были для меня разрушительными. Это был и конченый алкоголик, и глубокий книжный червь, и изумительный создатель кладбищенских мертвых цветов из разноцветной сжатой бумаги на ножках из тонкой медной проволоки, из которых он сочинял букеты, имевшие успех у посетителей Байкового кладбища.
Ко всем этим отцовским талантам, которым я не придавал сразу никакого особого значения, оказалось, что он ещё и вяжет особым челноком большие сетки-авоськи для картошки, а ещё он и садовод, у которого под окнами второго этажа во дворе были цветочные грядки среди груды сварных в единую конструкцию бельевых тазиков.
А ещё был он и переплетчиком, переплетавший год за годом Беляевский "Всемирный следопыт" издательства "Земля и фабрика" за 1925, 26, 29 гг. Это были добротные переплеты, в которых каждая страница была бережно отреставрирована: подклеена и обрезана под общий формат за каждый означенный год.
Один такой переплёт красно-рыжего цвета меня очень заинтересовал, а это оказалась подшивка за 1929 или, скажем, за 1926, да, скорее 1926 год журнала "Всемирный следопыт", потому что именно в этом журнале оказалось достаточно много материалов о тунгусском метеорите и об его падении в районе Подкаменной Тунгуски: о первых и последующих экспедициях академика Кулика к этому месту с непременным венком столь необычных для того бурного времени свежих НФ-рассказов.
Рассказы, рассказы и ещё раз рассказы. которые и сегодня можно было бы смело назвать фантастическими, если бы не одно маленькое но.... Во всех этих рассказах присутствовал некий инопланетный Посетитель места падения тунгусского метеорита - маленький инопланетный человечек до того тех самых 12-15 см роста - Алёшенька, что просто ах!
Этот Алешенька бывало сиживал у костра геологов, где он много и мудро молчал, поглядывая на звезды. Иногда за ним прилетал неопознанный объект, очень похожий на описанную затем во множестве литературных и фантастических источниках летающую тарелку.
Тогда Алешенька уматывал куда-то к звездам, к себе, но к вечеру следующего дня непременно возвращался, и снова сидел у костра, и снова чуть со скрежетом неземным произносил некие земные слова: геолог, метеорит и так далее....
Я не помню, сколько собственно слов произносил этот инопланетный гость, но точно помню, что это и был реально встреченный в ту пору самый заурядный марсианин Алешенька с полочкой для души, куда он брал на анализ души самих исследователей тунгуского метиорита.
Видно, сообщение о нём были столь часты во "Всемирном следопыте" отца, что отдельные страницы "Всемирного следопыта" были зачитаны отцом-грузчиком до дыр! Над этими страницами он плакал, тыча в них сальным пальцем своим с чёрным дегтярным ногтем.
Казалось, он всё время что-то доказывал: и себе, и Алешеньке, а затем предложил взять мне и самому почитать этот том, Этот опус "Марса" меня настолько потряс, что так скоро я этот том отцу не вернул. И тогда отец просто разбил бутылку и представил к моему горлу обрезное горлышко пивной битой бутылки, такого же что и переплет красно-рыжего цвета, и чуть ли не прохрипел:
- Не вернёшь - зарежу! - откровенно коротко сказал он, и журнальный переплет "Всемирного следопыта" за 1926 год пришлось тут же странному родителю возвратить.
8.
Душа Беса Коленьки и на Земле не была ангельской. А уж на Марсе тем паче. Расщелины, каньоны, пустыни в холодном оцепенении с ночной температуры до минус 150 градусов по Цельсию и дневной в районе экватора едва доходящей до 0 того же земного Цельсия не обещала сладкой жизни будущему марсианскому человечеству.
Но вот души, заброшенные на Марс, даже и не пытались ни за какие коврижки купить черный покой, и на Марсе вместо скорби вселенской, они обретали то, чего им так не хватало на беспокойной грозной Земле.
Зорик впервые сладко и беспробудно спал, и душа его спала, и память его страшная больше не возвращалась к нему, а Мятежная душа Беса Коленьки всё искала и не находила себе достойного выхода. Ей казалось, что внутри марсианского Алешеньки она обретет некую в столь долго желаемую передышку... Но, нет, передышки не получилось.
Организм Алешеньки оказался привередливым, требовательным, капризным, и за предоставленную душевную стоянку, он ответно потребовал от Беса Коленьки полного подчинения, без которого тот стал бы запросто понтоваться, мол, что же это такое, мол, я же душа, способная к преодолению вечности, а она - эта полочка - вдруг тоже, в не тут-то было, оказалась существом космическим, созданным космическим разумом для конкретных рудиментарных действий по очистке поверхности Марса от возможного заражение жизнью!!
Нет, вы только подумайте! Какой-то бездушный Алешенька стоял на грани между вечностью и вселенским холодом, между тем, что погибло, и тем, что ему больше не было дозволено замечать на этой разрушенной прежде планете.
Он тупо собирал генный материал, управлял при этом стайкой циклопических плосколобых жуков с клопиными челюстями, он мотивировал всё новые и новые модификации жуков поступать так же, именно он однажды изобрел почитаемого в фараонами жука-скарабея, но этот Алёшенька и все "алешеньки" живущие на Марсе со своими предупредительными полочками душ не могли идти в сравнение с одним им - земным страждущим и заблудшим Бесом Коленькой!
Это ему принадлежало будущее этой до времени холодной планеты, это он должен был доказать, что не зря оказался в странном для себя месте, чтобы именно им и здесь была инициирована некая новая инопланетная жизнь в преддверии будущий колонизации Марса нерасторопный земным человечество.
И хотя земное человечество нерасторопно сюда не спешило или спешило, но с некими упреждениями, которые не способствовали взаимопонимание человека и Марса.
Вот почему он без конца так страстно желал предвосхитить марсианский ход человечества. Да так сильно, что ему показалось, что он даже нашел решение: обрек себя Богом, либо внезапно возомнил себя Богом, и уже только как Бог и как смог стал повелевать жуками, которые до него сотни а то и 1000 лет создавали марсианские алешеньки.
Теперь он, а не они, вчерашние бездушные пастыри, решительно перепочинил себе волю жуков, и приказал всем им стать в планетарный строй марсианского парада жуков!
Этим строем он решил выступить в направление пирамид древней легендарной Сидонии! Он не подумал о всей невозможности данного предприятия, но он почувствовал что именно в Сидонии произойдет планетарный парад жуков в честь прибытия первых человеческих миссий на Марс, для которых он хоть и не был, но мог стать мессией, поскольку он просто хотел еще раз однажды встретить земных людей на этой омертвевшей когда-то разрушенной планете безмолвия.