А тут ещё совпали у Руженки и Венички “отхожие” биоритмы. (Тот, кто рос в больших детских коллективах, знает – в жизни и не такое случается.) Вот и случилось как-то Веничке нечаянно обнаружить, что в кирпичном простенке между двухполюсником "Ме-Же" кто-то злонамеренный подковырнул и вышвырнул едва не целый кирпич, отчего однажды встала Руженка перед Веничкой своим “шпалистым” пятнистым тельцем во фрут, чем заставила невинного мальчика онеметь.
Более всего же убили его её мощные плечевые веснушки, которые на следующую же ночь приснились Веничке в виде самой настоящей ягуаровой шкуры. Эта шкура увила его собой и с бедным мальчиком случилась поллюция, тогда как по жалобе самой словачки Руженки бедному лагерному слесарю-кирпичнику дяде Мише достался от обеспокоенного начальства отчаянный нагоняй.
Перепуганной девочке показалось, что за ней из-за рыхлой кирпичной кладки наблюдает какой-то отчаянный Джек-потрошитель в странном акваланге старинного противогаза (так живописно были описаны Веничкины очки), который, как бы это сказать по-русски, вполне был готов с большой охотой совершить с нею fuck (ах, это непереводимое слово!) и предпринять насилие, которое она едва ли бы так просто пережила. К тому же с ней уже однажды совершали в предместьях столичной Праги такое же жуткое насилие патриотически настроенные младочехи. От них несло чешским пивом, запахом американских сигарет и какими-то экстремистскими лозунгами.
– Ну что вы! У нас насилие не пройдёт! – свято заверил руководителя словацкого отряда расторопный инструктор из горкома ВЛКСМ. – У нас здесь нет ни младочехов, ни Джека-потрошителя, ни кого бы там ещё, вплоть до “марсиков” (обычно бродивших в одних плавках и прикрывая кожаной деловой папкой головы, но в нужные минуты выставлявшие их в виде одностороннего щита с тем, чтобы за столь импровизированным прикрытием повыворотить на показ своё восставшее вдруг межножие. “Марсики” в ту пору в окрестностях лагеря были, но при вечернем отлове их били смертным боем веслами от байдарок и увесистыми кулаками годованные лагерные физруки, в обычное время трутни и тунеядцы)
Далее следовало и более веское заявление:
– Мы советские люди! Мы – советский народ. А за моральное состояние советских людей я вам отвечаю конкретно.
После этого дядя Миша брал мастерок, раствор и кирпич и шёл восстанавливать порушенное статус-кво мест общественного пользования точно так же, как совсем недавно багрил из отстойника Веничкины очки. Видно за него и отвечал бравый инструктор, как и за ночную поллюцию Венички, вызванную столь необычной телесной оболочкой длинновязой словачки.
Даже для неё Веничка был кем-то эфемерно недовозрослым, хотя и стал причиной её стойкой сексуальной фобии, от страха которой сам же чуть позже её и вылечил. Просто в очередной родительский день нескладно-костлявую Руженку так никто к себе из элитных деток не пригласил и тогда Руженка сама позвала к себе в палатку столь же одиноко бродившего по воскресному лагерю Веничку и после этого два часа кряду настойчиво и упорно, а временами даже вполне порывисто и страстно учила его целоваться, тогда как где-то рядом в палатке у “золотой” молодёжи гремел портативный ленточный магнитофон расхожую песенку Владимира Семёновича:
“...а принцессу мне и даром не надо,//Чуду-юду я и так победю...”
Целовала Руженка Веничку так, как если бы перед ней был не Веничка, а именно столь представляемый в её воображении ужаснейший Джек-потрошитель. Веничка был перед ней совершенно беспомощный, но опытная Руженка не облизывала мальчика как иные девочки карамель, посаженную на деревянную палочку в виде ярмарочного петушка. Нет, Руженка целовала мальчика трогательно, с должным очарованием, ибо губы у неё имели запах пряных альпийских трав, от которых у Венички голова шла кругом.
К тому же девичьи губы источали какую-то особую упругую мягкость, которая пружинила в мальчике каждую частицу его юного существа. А, пройдя долгое и настоятельно-профессиональное обучение, он просто опьянел от смеси запахов руты и чабреца, в висках у него застучало кузнечным молотом, а в ушах зазвенели тонкие пронзительные колокольчики. Их губы то и дело свивались в связующем их сущности ритуале, отчего Веничке начинало казаться, что весь он начинает светиться изнутри каким-то странным солнечным светом и наполнятся тонким золотым воздухом...