Так вот что надо было мне при жизни и от жизни.
Что жизнь хотела от меня, что я хотел от жизни.
В провале безымянных лет, у времени во мраке
Четыре девушки цветут, как ландыши в овраге.
И если жизнь — горчайший вздох, то все же бесконечно
Благодарю за четырех и за тебя, конечно.
Однажды девушка одна
Однажды девушка одна
Ко мне в окошко заглянула.
Смущением озарена.
Апрельской свежестью плеснула.
И после, через много дней,
Я замечал при каждой встрече.
Как что-то вспыхивало в ней
И что-то расправляло плечи.
И влажному сиянью глаз.
Улыбке быстрой, темной пряди
Я радовался каждый раз.
Как мимолетной благодати.
И вот мы встретились опять.
Она кивнула и погасла,
И стало нестерпимо ясно.
Что больше нечего терять.
Камчатские грязевые ванны
Солнца азиатский диск,
Сопки-караваны.
Стой, машина! Смех и визг.
Грязевые ванны.
Пар горячий из болот
В небеса шибает.
Баба бабе спину трет.
Грязью грязь сшибает.
Лечат бабы ишиас.
Прогревают кости.
И начальству лишний раз
Промывают кости.
Я товарищу кричу:
— Надо искупаться!
В грязь горячую хочу
Брюхом закопаться!
А товарищ — грустный вид.
Даже просто мрачный:
— Слишком грязно, — говорит.
Морщит нос коньячный.
Ну а я ему в ответ:
— С Гегелем согласно,
Если грязь — грязнее нет,
Значит, грязь прекрасна.
Бабы слушают: — Залазь!
Девки защекочут!
— Али князь?
— Из грязи князь!
— То-то в грязь не хочет!
Говорю ему: — Смурной,
Это ж камчадалки…
А они ему: — Родной,
Можно без мочалки.
Я не знаю, почему
В этой малокуче,
В этом адовом дыму
Дышится мне лучше.
Только тело погрузи
В бархатную мякоть…
Лучше грязь в самой грязи,
Чем на суше слякоть!
Чад, горячечный туман
Изгоняет хвори,
Да к тому же балаган.
Цирк и санаторий.
Помогает эта мазь.
Даже если нервный.
Вулканическая грязь,
Да и запах серный.
Принимай земной мазут,
Жаркий, жирный, плотный.
После бомбой не убьют
Сероводородной!
А убьют — в аду опять
Там, у черта в лапах,
Будет проще обонять
Этот серный запах.
Вон вулкан давно погас,
Дышит на пределе!
Так, дымится напоказ,
Ну, а грязь при деле.
Так, дымится напоказ,
Мол, большая дума,
А внутри давно погас.
Грязь течет из трюма.
Я не знаю, почему
В этой малокуче,
В этом адовом дыму
Дышится мне лучше!
Вот внезапно поднялась
В тине или в глине.
Замурованная в грязь,
Дымная богиня.
Слышу, тихо говорит:
— В океане мой-то… —
(Камчадальский колорит)
Скудно мне цевой-то…
И откинуто плечо
Гордо и прекрасно,
И опять мне горячо
И небезопасно.
Друг мой, столько передряг
Треплет, как мочало,
А поплещешься вот так —
Вроде полегчало.
На лежбище котиков
Я видел мир в его первичной сути.
Из космоса, из допотопной мути.
Из прорвы вод на Командорский мыс
Чудовища, подтягивая туши.
Карабкались, вползали неуклюже,
Отряхивались, фыркали, скреблись.
Под мехом царственным подрагивало сало.
Струилось лежбище, лоснилось и мерцало.
Обрывистое каменное ложе.
Вожак загадочным (но хрюкающим все же).
Тяжелым сфинксом замер на скале.
Он словно сторожил свое надгробье.
На океан взирая исподлобья
С гримасой самурая на челе.
Под мехом царственным подрагивало сало.
Струилось лежбище, лоснилось и мерцало.