Связать! Иначе жизни нет.
Иначе разом Толчок!
И надвое хребет
Хребтом Кавказа.
Король кафе «Националь»
Он был воинственный гуляка.
Широкошумный, как рояль,
И как бы нации во благо
Любил кафе «Националь».
По части душ — свиданье в шесть.
По части груш — всегда «дюшес».
По части вин — «Киндзмараули».
Он царственно сидел на стуле,
Его цитаты орошал
Всегда наполненный бокал.
Он был, как дьявол, остроумен,
И сколько б за ночь ни лакал.
Хранил, как монастырь игумен,
Высокой шутки идеал.
Остротой сжатой, как депешей.
Он обменяться мог с Олешей.
Порою деньги занимая,
Он важно говорил: — До мая!
Я прогорел, как мой роман.
И рифмовал «Кармен — карман».
Застольцев временно покинув,
Переводил родных акынов:
Арык, балык, рахат-лукум.
Канал в пустыне Каракум…
О, аксакал! О, саксаул! Конец!
В парную, как в загул!
Поэт, философ и фантаст.
Он был в дискуссиях клыкаст.
Но в поисках единоверца
То разум возвышал, то сердце.
А надо бы сменить местами…
Что знаем о себе мы сами?
Ах, если б крикнуть: — Рокируйся!
И можно партию спасти!
В ответ из времени: — Не суйся!
Я партию держу в горсти!
Фигуры сметены. Цейтнот.
Старик меня не узнает.
Полубезумный и неловкий
Трясет кошелкою в столовке.
Многосезонное пальто.
И с губ срывается: — За что?
Где тот блистательный двойник,
Жизнь понимавший, как пикник?!
Глагол времен! Шумит река!
Я обнимаю старика.
Стою на том же берегу,
Хочу понять и не могу:
Зачем свиданья ровно в шесть
И тающий во рту «дюшес»?
Зачем один и тот же столик
И смех скептический до колик?
Зачем кафе «Националь»
И гегельянская спираль?
Где все? Где максимы? Где вирши?
Есть пулеметный взгляд кассирши
И дважды пригвожденный бред:
Нарзан и комплексный обед.
За то, что верен мой союз…
За то, что верен мой союз
С тобою, Пушкин или Тютчев,
За то, что мягок, да не гнусь,
За то, что тверд, хоть и уступчив.
За то, что с душащим сукном.
Со мной сквозь зубы говорящим.
Не сговорился ни о чем
Перед затменьем предстоящим.
За то, что мягок, да не гнусь.
За простодушие поэта.
Меня убьют, но я клянусь,
Хотел сказать совсем не это.
Душа реальна. Вот мой дом.
И потому меня живьем
Никто не взял, не сжал, не скрючил.
Идею чести целиком
Я в этом мире ледяном
На жизнь, как шапку, нахлобучил.
Мысль действие мертвит…
Мысль действие мертвит.
Так Гамлет произнес.
Страны мертвящий вид —
Под мерный стук колес.
Где свежесть сельских вод?
Где ивовая грусть?
Где девок хоровод?
И прочее, что Русь?
Виною сатаны
Или вина виной —
Последний пульс страны
Пульсирует в пивной.
Здесь мухи, муча глаз.
Должно быть, на века
Гирляндами зараз
Свисают с потолка.
Здесь редкий выкрик: —
Па! Прервет отца, — не пей!
Целую ясность лба
Белесых малышей.
Так обесчадил край.
Так обесчудел век.
И хлеба каравай
Черствей, чем человек.
Мысль действие мертвит.
Так Гамлет произнес.
Страны мертвящий вид
Под мерный стук колес.
И видит Бог, увы.
Нет сил сказать: — Крепись!
Мы в действии мертвы.
Так где же наша мысль?
Когда дряхлеющее зло…
Когда дряхлеющее зло
Не пальцами, так вонью душит.
Когда до горла подошло
И даже выше — нёбо сушит…
Когда страна, хоть в крик кричи.
Молчит безмозглая громада,
И перекликнуться в ночи
Уже и не с кем и не надо…