Вечерело. Радуясь, что угрюмые, мрачные горы уже позади, он, пофыркивая, подъезжал к большому городу Весь-в-Дыму.
Первое, что он почувствовал, – это запах, запах сажи, нефти и клея, принесенный легким вечерним ветерком. Затем услышал грохот молотов, скрип тормозов, крики. И, наконец, увидел ослепительные огни, какие-то темные металлические громадины и людей, столько людей, сколько паровозику не довелось видеть за всю свою жизнь, и все они пронзительно орали и толкали друг друга.
Он в ужасе зажмурился.
«Стой! Бум! Дзинь! У-у-у! Ух! О! Не зевай! Сзади! Кр-р-р! Вам! Бац! Вжи-и! Пошел!» Он открыл глаза.
В жизни своей паровозик не видел ничего подобного. Ему показалось, что он попал в пещеру, полную страшных чудовищ. Оглушительный голос, исходивший, казалось, из самого воздуха, вновь и вновь повторял таинственные слова:
«В двенадцать часов от третьей платформы отправляется поезд на Угрюмск, Истошные Вопли и Опасную».
На Малой Пыхтелке была всего-навсего одна платформа, а в этой сумятице путей, платформ и сердитых, крикливых людей паровозик окончательно потерял голову.
Из трубы его вырвался пронзительный жалобный писк, и он стал поспешно пятиться (вы понимаете сами, что повернуться обратно он не мог, так как стоял на рельсах).
Все семафоры были закрыты, но паровозик даже не заметил их. Он как сумасшедший метался среди путей, пока не почувствовал, что у него кружится голова и все плывет перед глазами. "Что я наделал? – думал паровозик. – Зачем покинул я Малую Пыхтелку, доброго мистера Послетуэйта и славного Джо Тролли? О, если бы я смог снова увидеть их!
Но этому не бывать, нас разделяют сотни миль, я совсем запутался и никогда уж не видеть мне Малой Пыхтелки".
Одна за другой вышли на небо звезды, они подмигивали паровозику, как сигнальные фонари, затем одна за другой они удалились.
Паровозик совсем обессилел, в топке у него оставалось только чуть-чуть угля, а когда кончится и этот, он больше не сможет двигаться.
И тогда он будет стоять до тех пор, пока кто-нибудь не затолкнет его на запасной путь, и будет стареть и ржаветь, и ни одна душа даже не вспомнит о нем. «О, как бы мне хотелось, – думал он с печалью, – взглянуть на новый паровозик, который будет теперь ходить на Малой Пыхтелке вместо меня! Если бы я только мог предупредить его, чтобы он никогда не удирал, как это сделал я». И его пар превратился в слезы, и они закапали по ветровому стеклу.
«Кра-крак-крак!» – жалобно заскрипели сцепления.
«Пуфф-пуфф-пуфф!» – его маленькое сердечко билось все слабее и слабее. В топке оставалась лишь одна горсть угля.
«Пшш! Пшш! Пшш!» Что это с таким страшным грохотом несется прямо на него?
Да ведь это Большой Джок из Эдинбурга, знаменитый шотландский экспресс!
Он остановился как раз вовремя, иначе вы никогда бы уже не услышали о паровозике.
– Эй ты, малыш! – сердито закричал он, так как очень спешил. – Что ты делаешь на моем пути? – Джок разговаривал с сильным шотландским акцентом.
Паровозик, горько рыдая, рассказал ему всю свою историю.
– Бедный маленький паровозик, – сказал Большой Джок, – не печалься!
– Но я заблудился, и никогда мне уже не видать Малой Пыхтелки.
– Не болтай глупости, – возразил Джок, – мы всего в десяти милях от Малой Пыхтелки. (Взглянув на карту, вы убедитесь, что Джок говорил правду.)
– Но у меня больше нет угля?!
– Я подтолкну тебя к самому дому, – сказал Большой Джок, – мы приедем как раз к завтраку.
И в самом деле, не успели часы пробить семь, как показался знакомый мостик за Малой Пыхтелкой.
Две крошечные фигурки вдали что-то кричали и размахивали руками. Вглядевшись, паровозик едва поверил своим глазам; это были мистер Послетуэйт и Джо Тролли.
– До свиданья, малыш, – сказал Большой Джок из Эдинбурга.
– О, мне так стыдно, – прошептал паровозик.
– Не бойся, – ободрил его Джок, – ты самый храбрый паровозик на Малой Пыхтелке, и они будут гордиться тобой.
Так и случилось. Мэр устроил прием, и паровозика попросили произнести речь.
Но он так был счастлив, что не мог выговорить ни слова. И единственное, что он сказал, было: пых-х! пых-х! пых-x!