— …я нашел способ делать выноску не только органов брюшины, но даже легких! Живых легких, там дело было в специальной приспособе, которая не позволяла им схлопываться…
— …ну я и засадил ей по полной, да чтобы вы знали, с моими то знаниями от меня еще ни одна женщина не уходила не удовлетворенной…
— …а потом он говорит, показания, полученные под пытками — не являются приемлемыми для судебной системы. Ну, я ему и предложил попробовать ему себя оговорить у меня на столе. Поставил на кон свою лошадь…
— …свекла в том году подрожала, пришлось идти на дальний рынок…
Пинок костылем разбудил Гринривера, который, кажется, начал храпеть. Или может Роберт перешел к чему-то действительно важному?
— …и если уж вы всерьез желаете освоить высокую науку причинения боли, то скажите, готовы ли идти до конца и приложить всяческое усердие?
Ричард, с трудом подавив зевок, кивнул.
— И вас не остановит ни ложная жалость, ни человеколюбие, ни вера в иных богов?
— Совершенно точно! — у молодого аристократа был дядюшка в маразме, и он прекрасно понимал, как нужно вести подобные диалоги.
— И вы готовы принести клятву, что освоите высокую науку, не смотря на любые обстоятельства?
— Если это не пойдет в разрез с моей честью! — поддакнул графеныш, который уже трижды пожалел, что вообще заявился сюда. Если старик что и помнил, то его маразм был слишком очевиден.
— Отлично, эй, громила, там, в углу комнаты стоит сундук. Принеси-ка его сюда…
Салех пожал плечами. Сундук он поднял с ощутимым усилием. А затем с грохотом поставил перед Робертом. То с кряхтением клонился над ним. Прошло какое-то время.
— Так, блондинчик… — это уже Ричарду — сходи как в прихожую, там топор лежал.
— Зачем? — поинтересовался Гринривер даже не думая подниматься с кресла.
— В сундуке ловушка, шипы с ядом. Я его уже лет сорок не открывал, там наверно все уже заржавело, да проверять не хочется. А как эта хитрая штука открывается — я уже запамятовал…
За топором сходил бывший лейтенант. А потом в несколько ударов разворотил сундук. Щепки летели по всей комнате.
— А теперь там пару колец найди. Цвета крови, запекшейся крови — не перепутаешь.
В хламе из шкатулки Рей рылся вилкой, памятуя о ловушке. В ворохе щепок лежали старые монеты, какие-то письма, что от удара топора просто раскрошились на мелкие кусочки. Пару цепочек и кольца.
— Учеников двое. Всегда двое, такой завет… — произнес непонятную фразу старик, кода Салех отдал ему требуемое. После чего протянул украшения обратно. — Надевайте.
Ричард с сомнением вертел кольцо в руках. По внутренней стороне обода шла надпись:
«Ars longa, vita brevis est».
— Жизнь коротка, искусство вечно… — перевел графеныш, которого учили латинянскому языку.
— Все верно, молодые люди, все верно. Надевайте.
— Ричард, это рубиновое золото, надевай… — процедил сквозь зубы Салех, чьи глаза алчно блеснули. — Старикан о них совершенно точно забудет, они стоят как весь этот квартал.
Гринривер тяжело вздохнул, чувствуя, что он участвует в каком-то дрянном представлении.
Лицо старика исказила жуткая усмешка.
— Ну что, сосунки, готовы пойти в ученики лучшему палачу нашей благословенной богами империи? — куда-то пропало вечное шамканье. А из глаз ушла пелена. — Знайте, однажды я заставил человека месяц кричать от боли. Месяц агонии! Жертва сохранила разум и здоровье. Император даровал Герцогу Ристарху свободу и вернул титул. И я сожру свою душу, если вы не сможете повторить мое достижение после конца обучения.
Салех, хищно оскалившись, кивнул. Ричард набрал в грудь воздуха, а потом выдохнул, не сказав ни слова. И тоже кивнул.
— Да будет так!
И тут рука заболела. Вся сразу. Словно ее запихнули в кипящее масло. Боль была такая, что графенышь заорал, рухнув на пол. Сквозь слезы он увидел, как рядом рухнул инвалид. Тело молодого аристократа скрутила судорога, а челюсть сжалась так, что захрустели зубы. Но краем глаза он заметил, как подымается на ноги Салех, рыча и роняя на пол пену из оскаленного рта.
— Крепок! — с булькающим смехом проклекотал старик. — Ты мне нравишься, ублюдок, корми, корми его вдосталь!