Запах пива и гомон множества голосов были отличительными чертами этой забегаловки. Она демонстративно покачивала бедрами, пробираясь к свободному столику. К ней тут же обратились все взгляды грязных мужичонок, облепивших столы. Вслед нам проорали что-то о папенькиной дочке и добром дядюшке. Стол нам достался самый освещенный, потому что это заведение было того рода, где темные углы занимались прежде всего.
К нам, как змея к утреннему солнышку, выполз официант, обнажил свои клыки и наградил меня ядовитым взглядом, когда я заказал «Фаррис» для себя и поллитровую кружку пива для Сирен. Но он, во всяком случае, принимал чеки, и это радовало. Кроме того, он даже не позвонил сначала в банк.
— Ну? — нетерпеливо спросил я. Но она обвила пальцами запотевшую кружку пива, поднесла ее ко рту и одним глотком наполовину осушила.
Наконец она посмотрела на меня.
— Когда он должен уехать из страны?
— Вчера.
— Вчера?!
— Или, если уж быть совсем точным, в полночь. Так что не удивительно, если он решил прятаться. Но ты сказала, что, может быть, знаешь, где скрывается Латор.
— Ты знаешь человека по имени Ханс Хауген? — Она отпила глоток и закурила сигарету.
Я кивнул, но постарался не особенно проявлять свой интерес. Потому что боялся, что она может повысить цену, а у меня больше не было денег.
— Слышал о нем. Ну и что?
— Они с Алексом очень дружны.
— Я это знаю — ну и что дальше?
— У него есть дом — старый хутор — где-то рядом с горой Фанафьеллет. По направлению к Люсефьорду, где-то там.
— Около Дрангье?
— Нет, не так далеко. Когда проедешь старую школу, надо свернуть вниз к фьорду и проехать довольно долго от шоссе. Я один раз была там.
— С Алексом?
— На почтовом ящике написано «Ульсен», и если пойдешь по тропинке, то не ошибешься.
— Ульсен?
— Да, бывший владелец хутора.
— А что Хауген там делает?
— Ползает по земле и играет в крестьянина, сажает морковку и огурчики… Если бы ты только его видел.
— И ты думаешь, что Алекс может там быть?
— Если ты говоришь, что он скрывается от полиции.
— Кстати о полиции…
— Там он может спрятаться.
— Угу, но его безопасность равна пятистам кронам.
Она растерялась.
— Да, но мне действительно нужны эти деньги! Кроме того, я совершенно не уверена, что он прячется именно там.
Я чуть подождал и тихо спросил:
— А как сейчас с ценами на рынке?
— Если ты имеешь в виду, что я опять принялась за наркотики, то это не так! — заорала она.
— Нет?
У меня возникло странное ощущение. Я вновь увидел перед собой ее такой же, какой она была тринадцать лет тому назад: то же самое напряженное лицо и та же самая ложь. Круг замкнулся, игра проиграна. Поездки в Копенгаген, ночные опасные вылазки в город, заброшенные дома и опустошенные квартиры.
— Ну, в таком случае эти бумажки тебе не нужны, — ответил я и спрятал пятьсот крон обратно во внутренний карман пиджака.
Она подскочила на стуле.
— Но ты же ведь знаешь, как мне нужны эти деньги, Веум! Ты знаешь… — Ее голос дрогнул. — О черт, Веум!.. Ты не можешь так поступить со мной!
Я наклонился к ней.
— Позвони Карин, Сирен. Или отправляйся в больницу. Я помогу тебе. Ты смогла сделать это один раз. Ты сможешь сделать это вновь!
Лицо ее стало серым.
— Слишком поздно. Я не смогу еще раз. То, что случилось с Асбьерном… Все так изменилось… Слишком много всего… — На глазах выступили слезы. — Отдай мне деньги, Веум. Дай мне их! — едва слышно прошептала она.
Я вытащил бумажки.
— Хорошо, Сирен. Смотри, вот тебе четыреста. Но подумай, Сирен. Ты слишком хорошая девушка, чтобы…
Ее пальцы жадно схватили деньги.
— И еще одно.
Она вопросительно посмотрела на меня.
— Если ты знаешь еще что-нибудь, что ты не захотела рассказать мне, то лучше пойди в полицию.
— К фараонам я не пойду!
— Это слишком опасно… Ты видела, что произошло с Хенриком. Не забудь, что ты много значишь для некоторых людей.
— Для кого же?
— Для Карин, вашей матери и меня…
Она осушила кружку и со стуком поставила ее на стол. Улыбнулась мне и сказала:
— Передавай привет Алексу, если сумеешь его отыскать!
Я поднялся из-за стола.
— Подумай обо всем, что я тебе сказал.
— Забирай с собой чертовы клише, пойди домой и повесь их на стену! — заорала она.
Я грустно улыбнулся и ушел. Не успел я дойти до двери, как к ней уже подсел какой-то мужик. Я обернулся посмотреть на него. Здоровый парень с ухоженной бородой, в пиджаке, который мог бы произвести фурор в провинции в 1959 году. Он поздоровался и представился, так что знакомым ее он никак не мог быть.