Он высокомерно улыбнулся.
— Нет-нет. Ведь ты же не бежишь в полицию со всем, что узнаешь по роду своей деятельности? Нам, во всяком случае, надо поддерживать свое реноме. А если бы мы вызвали полицию, то все эти инспектора из отдела по борьбе с наркоманией неделями бы носились здесь вокруг толпами. Не говоря уже о газетчиках. Нет уж, легче было его просто выгнать. Намного легче. А ты почему им заинтересовался?
Я сделал вид, что не обратил внимания на вопрос.
— Печально, что погиб твой брат, Бернер.
Он посмотрел на меня, на этот раз чуть менее снисходительно, но зато более настороженно.
— Хенрик? А ты его знал?
Я кивнул.
— Мне бы хотелось поговорить с его подругой, Сирен. Ты не знаешь…
— Нет, понятия не имею! — Вены на висках набухли кровью. — Пойми меня правильно, Веум. Хенрик и я, мы были чужие друг другу. То, как он разрушал свою жизнь… Мне это не подходило… — Он поднял свой стакан и отпил маленький глоток прозрачной жидкости.
— Да, я вижу.
— От всего, чем он занимался последние десять лет, я держался как можно дальше. Понятно?
— Я понимаю.
Он оттолкнул стакан и слез с табуретки.
— Что еще?
— Да вроде все.
— Тогда…
Я зачарованно смотрел поверх его плеча, и он резко обернулся.
Из приемной в бар направлялась новая пара. Средних лет господин со слишком ярким для него галстуком и слишком молодой дамой.
Именно женщина и привлекла мое внимание. Хотя на лицо и наложили совсем недавно косметику, а волосы тщательно причесали, в глазах было прежнее знакомое выражение, а рот кривился.
Увидев меня, она что-то сказала своему спутнику. Они повернулись, чтобы уйти, но слишком поздно.
Я уже успел разглядеть ее. И не мог ошибиться, это была Сирен.
22
Я догнал их уже в приемной.
— Сирен…
За моей спиной раздался голос Карла Бернера:
— Веум!
Сирен враждебно смотрела на меня. Она была одета в плотно облегающий ярко-красный свитер и черные кожаные брюки. В одном ухе у нее болталось сине-зеленое перо, в другом — черный камень.
Ее кавалер держал в руках роскошный жакет из искусственного меха и при этом грозно поглядывал на меня — этакая жирная пародия на Клина Эствуда. Однако он сам разрушил впечатление, заговорив голосом Вуди Аллена.
— Что вам угодно?
— Вы уже уходите?
— Разве вас это касается?
Я повернулся к Сирен.
— У меня есть к тебе дело. Карин просила меня кое-что тебе передать.
Она с издевкой посмотрела на меня. Такой взгляд мне был знаком и говорил, что она уже почти достигла дна.
— Твоя мать больна. Карин просила меня найти тебя и сказать, вернее, попросить прийти к ней. К матери.
— Чтобы она быстрее умерла? Пусть они все вместе отправляются к черту!
— Тебя ищет полиция.
Ее защитник тут же напрягся.
— Мусора? Это еще почему?
— Из-за Хенрика.
Она внезапно утратила всю свою агрессивность.
— Да, это так…
— Печально?
Она кивнула.
— Ты не знаешь, кто бы это мог…
Она покачала головой.
— Нет. Он сам решил во что бы то ни стало позвонить тебе. Я была против. И он хотел встретиться с тобой наедине.
— Ты знаешь, о чем он хотел поговорить со мной?
— Не-е-ет. — Она стала нервничать.
— Звучит не очень-то убедительно.
Она не ответила.
— Во всяком случае, советую тебе самой прийти в полицию, и чем раньше, тем лучше.
— Пошел ты куда подальше со всей своей болтовней! Пошел ты к черту! Убирайся вон! Ты не имеешь никакого права приходить сюда…
Ее кавалер закашлялся.
Я сказал:
— Не знаю, по вкусу ли твоему спутнику такая манера поведения, Сирен. Ты что, не видишь, что его галстук так туго завязан, что может просто придушить его в любую минуту?
— Пойдем, — ответствовал галстук.
— У нас встреча, — высокомерно заявила Сирен.
Мужчина обернулся к дежурному портье и попросил ключ от номера.
В этот момент вернулся Карл Бернер в сопровождении здоровенного парня в коричневой кожаной куртке и темных брюках. Несмотря на короткие светлые кудряшки на макушке, взглядом этот верзила мог напугать даже охотника на медведей.
— Позволь представить тебе Харри Хельгесена, Веум. Наш коммерческий директор. Он проводит тебя до дверей.
— А я-то думал, что коммерческий директор должен пытаться заманивать клиентов, а не выпроваживать их.
— Ты совершенно прав, но это не относится к тем, кто устраивает скандалы.
Харри Хельгесен даже не открыл рта, что опять же было совершенно необычно для коммерческого директора. Судя по всему, он просто ждал, чтобы я начал протестовать, и тогда он мог бы схватить меня в охапку, сложить пополам и рассказать о принципах маркетинга, прежде чем вышвырнуть вон.
Сирен Сэвог и господин средних лет уже поднимались по лестнице.
Я кивнул в их сторону, обращаясь к Карлу Бернеру:
— Вы позволяете таким вещам происходить совершенно открыто?
Бернер ухмыльнулся.
— Ну и что? Ведь мы же организуем и деловые встречи.
Оставаться дольше было бессмысленно. Я узнал больше, чем ожидал. Я узнал, почему Александр Латор потерял работу, и передал Сирен Сэвог все, о чем просила меня ее сестра. Подумав, я решил, что, может быть, мне все-таки стоит позвонить Мюусу и сообщить, что я видел Сирен Сэвог. Если он, конечно, все еще хотел узнать об этом. Поэтому я иронично со всеми попрощался, поклонившись им напоследок, заговорщически подмигнул блондинке в приемной и оказался на улице раньше, чем коммерческий директор успел уделить мне время.
Наступил уже холодный ноябрьский вечер. Редкие капли дождя со снегом опускались на землю, как члены команды по прыжкам с парашютом во время запоздалого рейда.
Я осмотрелся.
Рядом с отелем располагалась стоянка автомобилей, предназначенная, в соответствии со знаком, только для постояльцев.
На стоянке почти не было машин. Два больших белых трейлера с надписью «СВ CATERING» на борту и маленьким фирменным знаком, напоминавшим нефтяную платформу в интерпретации Сальвадора Дали. Высокие бетонные подъездные мостки вели к большой двери склада, также принадлежавшего отелю.
Рядом с грузовиками стоял еще один автомобиль — темно-синий «форд-скорпио». Я записал его номер и осторожно приблизился к машине. Посмотрел на крыло и передний бампер. Никаких следов.
Из приоткрытого запотевшего окна подсобки раздавались громкие голоса, шум посудомоечной машины и звон тарелок, складываемых в стопки.
Черный вход.
Я оглянулся. Никого.
Я пересек стоянку, открыл дверь и очутился в отеле.
Пожарная лестница вела наверх. От ресторана меня отделяла крутящаяся дверь. Над головой протянулись трубы вентиляционной системы. Справа, судя по звукам, располагалась кухня.
Я решился заглянуть туда.
Пять человек разных национальностей, но не норвежцы, были заняты мытьем посуды. В помещении клубился пар, и с лиц ручьями тек пот. Я с трудом понимал, что они говорят. Похоже, они создали свой собственный язык, состоящий из ключевых слов, понятных только им. Тайный язык птиц, случайно столкнувшихся друг с другом. Широкие гласные звуки вьетнамского смешивались с горловыми согласными арабского, поющая интонация тамильского переплеталась с отрывистыми фразами чилийцев.
Я вошел в кухню и закрыл за собой дверь. Это было все равно что очутиться в бане. Да и сами обитатели этого помещения были удивлены не меньше, чем если бы они были голыми, а я явился в парилку во фраке.
Я глотнул воздуха и спросил:
— Кто-нибудь из вас знает Александра Латора?
Они непонимающе смотрели на меня.
Я повторил вопрос, на этот раз по-английски.
Тамилец медленно кивнул своей кукольной головкой.
— Да. Латор. Алекс. Он уволен.
Я кивнул.
— Ты не знаешь почему?
Все пятеро на секунду замерли, после чего опять пришли в движение, повторяя в качестве рефрена: не знаю почему… не знаю почему…
Внезапно дверь открылась, и на пороге возник официант, по всей видимости, эмигрант из какой-то южноевропейской страны. На одной руке он ловко держал стопки грязных тарелок. Внимательно посмотрев на меня, он исчез. Но не более чем через тридцать секунд вернулся, уже в сопровождении Харри Хельгесена и еще одного официанта.