Он опять указал на газету.
— Частный сыщик, это есть детектив, да?
Я кивнул.
— Своего рода.
— Ты брать любые задания?
— Не все. Я никогда не берусь за убийства и террористические акты.
Он непонимающе посмотрел на меня. И внезапно взорвался.
— Ты считать это смешным? Ты думать, я пришел здесь ради удовольствия! Ты считать меня клоун?
Я быстро сказал:
— Нет, нет. Прошу меня простить. У меня своеобразный юмор. Иногда я не успеваю подумать. К сожалению, это случается довольно часто.
— Ты говорить загадками. Я не совсем понимать. Но терроризм и убийства не совсем приятные слова — в моей стране.
— Точно так же и здесь.
— Но я понимать, ты берешь и опасные задания. Ты почти сгореть, да? Что ты делал в том доме? — Он вновь указал на газету.
— В том доме? — Вновь передо мной всплыло лицо Сирен и ее друга. — Гонялся за привидениями. Или привидением, которому исполнилось вот уже тридцать лет. — Но это ерунда. Чем могу быть тебе полезен? Ты считаешь, что это для меня может быть опасно?
— Я хочу, чтобы ты разобрался с Его величеством норвежской бюрократией. — Его глаза сверкнули.
— Звучит не слишком приятно. Продолжай.
Он посмотрел на свои часы — типичный образец чудес электроники, который показывает все — от курса американского доллара до оптовой цены бегемотов в Танзании. Но требуется достаточная тренировка для того, чтобы определить по этим часам время.
— Мой проблем заключается в том, что в полночь в понедельник я должен покидать Норвегию. Мне не продлили разрешение на оставаться в стране.
— Да? А основания?
Он покачал головой.
Зазвонил телефон. Я поднял трубку.
— Алло? Веум у телефона.
Молчание.
— Алло?
Я посмотрел на Александра Латора.
— Тоже без оснований. Алло?
Приглушенные звуки улицы. Отдаленное завывание сирены «скорой помощи».
— А тебе не должны звонить?
Он непонимающе покачал головой.
Я положил трубку. Но по-прежнему слышал завывание сирены. Я посмотрел в окно. Машина приближалась к нам со стороны Вогена, я видел, как ее оранжевая мигалка пропала за Круглой башней, вновь вынырнула на Рыбной площади и затем свернула налево. Отделение интенсивной терапии ждало своего очередного пациента.
Я задумчиво посмотрел на Александра Латора.
— В понедельник в полночь. — Я взглянул на свои собственные часы.
— Иными словами, у тебя осталось трое с половиной суток — и большую их часть все закрыто, потому что это суббота и воскресенье. Через несколько часов все бюрократы улягутся на диваны, закроются с головой пледом выходных и не встанут раньше чем утром в понедельник.
Он вскочил со своего места.
— Ты, другими словами, не можешь мне помогать, ты такой же, как и остальные? Ты не хотеть? Для тебя не быть никаких проблем, если я уезжать из этой страны? Ты можешь продолжать сидеть здесь и быть довольным самим собой, когда я long gone? — Его глаза вновь сверкнули.
Я откинулся на стуле и поднял обе руки вверх.
— Успокойся! Не кипятись! Я только сказал… Ты совершенно прав. Я могу продолжать сидеть здесь и быть довольным самим собой. Как правило, ничего иного я и не делаю. — Просто я должен узнать побольше о твоем деле. Садись!
Он нерешительно опустился на стул.
— Как долго ты был в Норвегии?
— С 1982 года. Почти четыре года. Мне осталось год, от силы полтора, чтобы закончить образование. Несправедливо, если мне придется уезжать. Кроме того…
— Да?
— Я приехал из Южной Африки. Я не был желанным в моей стране. Сначала они писать, что я не соблюдать правила паспортного режима в моей стране. Все черные нарушать правила. Такова жизнь. Но сейчас эти правила изменятся. Тогда они говорить, что я террорист, член SWAPO, которого искать из-за участия в убийстве, покушении. Это быть ложь! — На верхней губе у него выступил пот, а глаза еще больше покраснели. — Теперь ты понимать, почему я так сердиться, когда ты говорил о терроризм и убийство?
Я молча кивнул.
Он продолжил:
— Я думал, как и мы все, конечно, что Норвегия быть свободная страна, которая принимать своих гостей. Сейчас я знаю, это быть неправда.
— Но ты прожил здесь четыре года! Тебя ведь приняли.
— Отлично! Ты просто защищать все это дерьмо! Меня приняли, потому что я мог доказать, что у меня есть деньги! И что я мог заплатить за учебу! У меня есть поддержка, но этого недостаточно. И вы, норвежцы, давать мне много прекрасный работа. Я мыть бассейны в бергенском Аквариуме. Я мыть машины на бензоколонке. Я быть посыльным. Последний год я работал в отеле. Выносил мусор, бегал по лестницам, приносил и уносил багаж. Я заработать денег и жить на них и поддержку, чтобы учиться и когда-нибудь вернуться в мою свободную страну и служить ей и мой народ! Но теперь! — И он безнадежно махнул рукой.
Я вздохнул.
— Послушай… Ты разговаривал в полиции с сотрудниками отдела по работе с иностранцами?
Он кивнул.
— Да. Они говорят «нет», но не говорят почему. Они только говорят: нет, мне не продлили визу на дальнейшее пребывание в стране. Я не могу оставаться, не могу работать, я должен уезжать в понедельник. Если нет, то они сами везти меня в аэропорт Флесланд и отправлять на самолете в Лондон понедельник вечер.
— Но… Как давно ты узнал об этом! Ведь не получил же ты извещение сегодня?
— Нет, нет. Я знал это уже некоторый время. Я ходить во все эти конторы. Я быть в отделе по работе с иностранными студентами в университете, но нет — они тоже не могут помогать. Все права есть только у полиции.
— На земле и на небесах, — продолжил автоматически я его мысль. — А как насчет адвоката?
— Один друг, он заниматься на юридическом факультете, говорить с адвокатом. Но это не помогать.
Я склонил голову набок.
— Да? Не очень-то похоже на правду. Люди этой профессии готовы пойти на все, только бы в газетах появились их фотографии. Твой друг говорил не с тем, с кем надо. — Я протянул руку к телефону. — Я могу помочь тебе найти…
— Нет! — перебил он меня. Только не адвокат! Никто! Только ты мой шанс! Только Варг Веум! — Он сложил перед собой ладони вместе, как при молитве на востоке.
Люди говорили мне уже подобные вещи. Но когда они утверждают, что их последний шанс — это я, значит, они в тупике и им нечего терять.
Я серьезно посмотрел на него.
— Чего ты не договариваешь, Алекс?
— Я вообще ничего не рассказывать тебе, ни в частности, ни в общем. Сколько я буду платить?
— Мы еще ни о чем не договорились. Что, собственно, ты хочешь от меня?
— Ты не быть заинтересован. Я вижу это по тебе. Для тебя я просто черномазый, и ничего больше. Тебе совершенно наплевать, если…
— Мне не наплевать. Скажи, что ты хочешь!
Внезапно весь его запал прошел и он стал несчастным и растерянным.
— Я просить тебя идти в полицию и попробовать узнать, почему мне не разрешать остаться. Может быть, тебе удастся изменить их решение.
— Как раз в этом я очень сомневаюсь. Но послушай. Я случайно знаю одну девушку, которая работает в полиции. Я могу поговорить с ней. Я сделаю это по дороге, потому что сейчас я занят еще одним делом и мне надо идти. Поэтому ты ничего не должен мне платить.
Он выпятил верхнюю губу.
— Значит, ты не хотеть брать даже мои деньги?! Может, они слишком грязные для тебя! Ты думаешь, что я чумной? Я рассказывать тебе — я ничего не краду у норвежцев — я все зарабатывать сам — все время! Деньги — это не проблема!
— В чем тогда проблема?
Он не ответил.
Я чувствовал себя неуютно. Мне не нравился я сам, мне не нравилась ситуация. И я совершенно не был уверен, что мне нравится Александр Латор. Я ничего не сказал ему, но девушка, которую я знал в полиции, работала ассистентом в приемной и вряд ли захотела бы мне помочь даже деньгами на автобус домой.
Я посмотрел на него.
— Как я могу с тобой связаться?
— Никак. Я не могу идти домой. Боюсь, что полиция хотеть взять меня в тюрьму до понедельника. Они все могут.
— Вполне возможен и такой вариант. Где находится твоя квартира?