– В гостях был, – машинально ответил Эдуард до конца не придумав еще, как соврать.
– А, дома все с ног сбились, меня расспрашивали я же вас последним видел. Я сказал, что вы на ипподром пошли…
– Правильно сказал. Что там с лошадью Михаила? Узнал время?
– Дааа, пришлось попотеть немного, свои деньги потратил, мальчишку подкупил.
– Я отдам тебе не переживай. Ты уверен, что он Михаилу не разболтает?
– Зачем ему болтать, Михаил же с него шкуру спустит если узнает, что тот проболтался.
– А если решит просто сказать, что ты выспрашивал что да как. Мол я интересуюсь.
– Я же не сам его подкупал. У меня есть кого попросить.
– Ну вот, значит еще один пассажир в нашей телеге. Я же сказал тебе «тихо», что бы никто не знал.
Игнат потупил голову и ничего не ответил. Зачем? Он и так старался изо всех сил, а получилось, что патрон все равно не доволен. Зачем тогда стараться? И ведь всего не передать словами. Как объяснить, например, что мальчишка которого просил вместо себя поговорить свой до корней волос и Игнат в нем уверен, как в себе.
– Ну а время выяснил? – Немного смягчившись спросил Эдуард.
– Да, все что говорят верно. Хороша лошадь. Побьет он Вас, если ничего не предпринять.
– Ладно, что ни будь придумаем, пойдём домой. – И Эдуард посмотрел, улыбаясь себе на левое плечо.
По дороге к дому у него зрел еще один коварный план. Все детали которого никак не складывались, а недостающие части он не мог нащупать в мешке своего подсознания. Несмотря на это Эдуард продолжал изо всех сил напрягать воображение в бесплотных попытках выдавить из себя необходимую комбинацию.
На пороге дома Игнат оставил патрона, испарился как по волшебству, когда дверь растворилась и оттуда прямо на встречу Эдуарду вышла волновавшаяся уже больше двенадцати часов его красавица жена с грудным младенцем на руках. Что после этого было и как по Эдуарду прошелся каток упрёков описывать смысла нет, потому что все, кто переживал нечто подобное на своей шкуре поймут его очень хорошо, а тем, у кого ничего подобного в жизни не было, описывать это бесполезно. Надо отметить только, что воображение у его супруги было богатое и букет обвинений предъявленных Эдуарду был очень объемен и разнообразен. А источник из которого проистекало её раздражение можно было бы назвать «неисчерпаемой чашей».
Вечером, едва отовравшись и пройдя весь перечень придуманных для него экзекуций, Эдуард лёжа одинокий и обруганный в своей кровати, понял, что всё-таки не один, когда маленький огонек медленно пополз вокруг его головы нежно мерцая и убаюкивая. Эдуард лежал на спине, а светлячок, добравшись до его лба начал подниматься выше немного по диагонали, для того чтобы оставаться в поле видимости. Поднимаясь огонек светился все ярче и красивее. Зачарованный Эдуард смотрел на него и успокаивался. Нежная, приятная радость разливалась по его венам, он чувствовал покой и умиротворение. Светик заговорила с ним. Она произносила странные слова у него в голове, которые он не смог бы никогда повторить, но понимал их смысл. Она говорила ему о том, что все будет хорошо. Они будут теперь вместе. Она поможет ему выиграть скачки и будет помогать в других делах. Светик ещё говорила много всего успокаивающего, и Эдуард соглашался. Он согласился со всем что она ему предлагала и мирно заснул. Снилась ему прекрасная женщина, которая гладила его по голове, а он очень уютно свернулся рядом, как в детстве, когда был еще совсем маленьким и мама укладывала его спать.
Последствия любопытства
Двери бани распахнулись. Навстречу вечернему солнцу и спотыкнувшись через порог оттуда вышел Канат, потом Гавриил и Кот, в свою очередь боднувший дверной косяк плечом. Почти пол дня проведённые в бане вернули ему здоровье, но с координацией движений всё ещё были проблемы. Вся дружная компания в состояние после банной неги была скорее склонна к релаксации, но разговор все-таки теплился. Он, как только появившийся огонек на сырых дровах потрескивал, то разгорался, то угасал.
Тяжелые облака похмелья почти рассеялись после жаркого пара и уступили место сонливой неги, пропитавшей все тело. Кот, отчасти погружённый в свои мысли, пытался участвовать в разговоре, но по дороге к дому больше говорил Сева. Предоставив двум другим собеседникам возможность подумать и осмыслить происходящее.
Глубокой симпатией к новому знакомому Кот проникся еще в бане. После первого их разговора он понял, что они скорей всего сойдутся на короткую ногу. Конечно если обстоятельства будут располагать к этому. Главной отличительной чертой своего характера, Лука всегда считал излишнюю восприимчивость. В период волнений, или особого переживания реальности он словно терял кожные покровы своей души и проникался происходящим настолько остро, что казалось чувствует всё голой плотью. Поэтому ощущение того что за суровым обликом нового знакомого живет близкая ему душа привело Кота в состояние внутренней радости. Потихонечку проникавшей во все части его измученного тоской разума.