Во втором же случае, когда инициаторами остановки выступали самолично Весёлый или же прапорщик Акименко, тогда всё происходило более степенно… И даже можно сказать, гораздо солиднее… Всё же начальство!.. И только перед самими кустами неторопливый шаг ускорялся до неприлично быстрого рывка вперёд! Но и в этом случае… Наши солдаты не бросали командиров в беде… Как и положено, разведчики занимали стойкую круговую оборону… С автоматом в одной руке и вспомогательным материалом — в другой.
Хуже всех приходилось нам — пулемётчикам! Пока с громоздким ПКМом спрыгнешь с брони, пока добежишь с ним до выбранной позиции, пока вернёшься обратно… С нагревшимся на солнце оружием было очень трудно. Зато на самом рубеже обороны, когда пулемёт благополучно возвышался рядышком на двух сошках и обе руки оказывались свободными… Вот тогда-то и можно было всласть помять до нужной кондиции задубевшую картонку… Ибо газеты закончились очень уж быстро.
— Ох, бля-а! — протяжно вздыхал Коля Малый. — Уж лучше бы в противогазе ехать!.. Чем вот так вот… Скакать туда-сюда-обратно!
— Ну, да! — согласился я. — И мороки меньше…
— И не так противно! — закончил мою мысль Билык. — А та-ак… Видел бы нас кто-нибудь со стороны!
Стоя на броне, он с нескрываемой жалостью смотрел на безуспешные попытки Лёньки Тетюкина вскарабкаться на броню как раз на уровне середины башни, чтобы сократить путь до своего люка. Но все его попытки подтянуться только с помощью рук были бесплодными… Пока Пайпу снизу не подсадил кто-то из сочувствующих.
— Вперёд! — скомандовал Веселков, и броня вновь поползла дальше.
Наша группа уже безнадёжно отстала от ротной колонны. Капитан Перемитин сначала сердился и даже ругался открытым матом по радиосвязи, но затем всё-таки проникся к нам искренним своим сочувствием и жалостью. И в последующие сеансы радиосвязи он только подшучивал над нашим незавидным положением…
Вот и сейчас командир роты беззлобно подтрунивал над страданиями третьей группы:
— Когда подъедете к отряду, то следите за моими целеуказаниями! Чтобы вы стали на привал с подветренной стороны! Чтобы не заразить все остальные группы! Дистанция — триста метров! Связь — только по радио! Всё!.. Желаю вам огромной удачи в борьбе!..
— Большое спасибо, товарищ капитан! — поблагодарил заботливое начальство старший лейтенант Веселков.
Его невозмутимое лицо и в трудные минуты пустынной разведдеятельности продолжало оставаться всё таким же непроницаемым. Наверное, Весёлому в глубине души было совсем не до смеха и шуток. Но на войне, как на войне! Случаются всякие непредвиденные неприятности! Сами же виноваты во всём! Что воды взяли так мало. Что резиновый РДВ закрепили плохо. Что позволяли волосатому майору фыркать и плескаться под общей водой. Что командный состав употреблял спасительную жидкость без каких-либо ограничений. Что вода всё-таки закончилась. Что нам пришлось обсасывать сушеную алычу с её слабительным эффектом. Что нам пришлось пить из этого хауза с дохлой скотинкой на дальнем берегу.
Но увы… Что случилось, то уже и произошло. И облегчить наши страдания могло только полнейшее истощение наших организмов. Как от содержимого желудочно-кишечного тракта, так и от излишнего количества подтравленной водички.
Но самым обидным было то, что вся наша разведгруппа страдала и мучилась дристун-заразой… А одна из главных причин наших мытарств преспокойненько сейчас ехала в кабине топливозаправщика. Время от времени попивая чистенькую водичку, позаимствованную в других группах или даже в ядре отряда. И это являлось самой вопиющей несправедливостью!.. Хоть мы и выпили всю его воду из новеньких фляжек. Но об этом светлом миге счастья у нас оставались только радостные воспоминания.
Вот так мы и ехали обратно… Когда мы наконец-таки добрались до привала всего отряда, то оказалось так, что две группы и ядро уже успели отобедать. И у нас в запасе осталось минут пятнадцать — двадцать. За это время мы успели вскипятить на фальш-огнях только два чайника воды, что было крайне мало для всей нашей оравы. Но и этот кипяток мы поделили по-братски. То есть почти поровну…
Затем наш разведотряд спецназа вновь двинулся в путь. И мы ещё долго обжигали свои губы и нёбо неостывшим кипятком. Остаток дня прошел с гораздо меньшими мучениями. Видимо, все мы очень уж постарались до этого привала. Но всё же приступы страшно-гадкой болезни продолжали накатывать на всех нас… Правда, с гораздо большими интервалами.