И всё же мне пришлось долго ломать свою вроде бы разумную голову над тем, как же именно следует выставить освещение. Ведь стоял сплошной белый день, да и вокруг была пустыня. А значит песок отражает солнечные лучи… Следовательно фотография может получиться или слегка, или чересчур уж засвеченной…
— Да чего ты возишься? — выговаривал мне Володя Агапеев. — Поставь на самое яркое освещение и всё.
Но я не спешил. Ведь советская автоматика гарантированно нанесёт на плёнку только самый удачно пойманный ракурс. К которому будут приложены правильно выставленное освещение, точно определённое расстояние, ну и непосредственно сама цель в фотоприцеле. И у меня не было никакого права на ошибку. Пустыня мне этого не простит. И, следовательно, ценный кадр будет ею испорчен. А возвращаться сюда для повторной фотосъёмки как-то не хотелось.
— Ладно! — вздохнул я. — Поставлю-ка на пляжную съёмку.
Это означало, что заводские мастера заложили в данном делении самые освещённые условия. Когда ярко светит солнце, а песчаный пляж и морские волны непременно отразят дополнительную порцию небесного света. Мои вполне законные сомнения вызывало лишь то, что ясный день в Прибалтике очень уж отличается от светлого времени суток в далёкой пустыне Регистан. Однако других, то есть более освещённых условий, на фотоаппарате не имелось, а потому приходилось довольствоваться тем что и было заложено в эту «Вилию-авто».
— Ну-у!.. Долго ещё?
Изнывающий от нетерпения Володя Агапеев уже устал. Ведь он не просто так мне позировал. Бадодя уже минут десять-пятнадцать держал в своих сильных и вытянутых руках автомат Калашникова. И не просто какой-то там АКМ с деревянным прикладом вёсельного типа. Помимо полностью снаряжённого магазина на автомате красовался ночной прицел НСПУ. Также к АКМу был прикреплён подствольный гранатомётик ГП-25, из страшненького жерла которого так грозно торчала ВОГовская гранатка. Ну, и полную картину советской военной угрозы довершал массивный глушитель ПБС, надёжно накрученный на автоматный ствол.
— Ну-у! — чуть ли не взвыл «советский солдат — спаситель мира и угроза НАТО».
— Да всё! — воскликнул я. — Готовься! Внимание!..
И я тут же спрятался за фотоаппарат! Ведь передо мной стоял не просто разъярённый спаситель человечества… А самый натуральный «рэкс советского спецназа»! До ужаса рассвирепевший и готовый порвать «всё их НАТО» на мелкие кусочки… Причём, одной только левой! И… Но надвигающуюся третью мировую предотвратил слабенький щелчок фотоспуска.
— Уф-ф… — вздохнул разведчик Агапеев.
Звероподобный оскал исчез. Плотоядно растянутые губы возвратились в обычное состояние. Дикий блеск в Вовкиных глазах тоже… То есть сменился прежним гуманизмом… И передо мной опять стоял советский солдат рядовой Агапеев. Правда, со слишком усталым лицом… Но зато с довольной улыбкой…
— Давай-ка ещё один кадр сделаем! — предложил ему я. — Чтобы точно получилось. Я другое освещение выставлю!
Бадодя Бадодиевич хотел было возразить мне… Или даже возмутиться. Однако он быстро передумал и вновь предстал во всей своей устрашающе-непобедимой красе. И я навёл на Вовку свой фотоприцел… Ведь боевая фотография должна получиться самая что ни на есть настоящая! Чтобы фотоснимок с предельной точностью передавал всю напряжённость наших… То есть его ратных будней!.. Чтобы весь семейный клан Агапеевых смог убедиться в том, что их Володька возмужал в армии настолько… Что уже превратился в сурового и настоящего мужчину…
— Готово! — сказал я после слабого щелчка. — Да купят… Купят тебе мопед!
Я, конечно же, шутил… Ведь каким-то двухколёсным мотоциклетно-велосипедным средством им теперь точно не отделаться. Нынче Вовкины дела обстояли крайне серьёзно… Что вообще-то тянуло…
— Или Москвич-пирожок! — предложил я.
— Да пошёл ты… — добродушно ответил Бадодя Бадодиевич. — Из-за двух кадров столько пота сошло. Давай-ка… Меняться! Как тебя сфоткать?