Уже в октябре 1941 года президент Рузвельт заявил, что карта, полученная из нацистских источников, подтверждает существование планов нацистов относительно Латинской Америки. На карте была представлена сеть коммуникаций, которыми предполагалось связывать центры нацифицированной Южной Америки. Колумбия становилась центром Новой Испании, которая предназначалась генералу Франко в награду за пассивную поддержку Гитлера. «Эта предполагаемая реорганизация Южной Америки, — отмечал Рузвельт, — включает и нашу великую артерию — Панамский канал»).
«Если Мартину Борману и ведущим немецким лицам удастся скрыться, они принесут разброд и шатания в те страны, которые их приютят. В силу предполагаемых трудностей с экстрадицией Бормана необходимо держать под постоянным наблюдением… Надо создать ситуацию, при которой бежавшие лидеры будут вынуждены тратить энергию и терять решимость, столкнувшись с «мачизмом» этого региона».
Реалисты, которые изучали возможное развитие событий, считали, что если Борману удастся прорваться через сети союзников, хаотически разбросанных по Европе, он в итоге будет полезен в качестве некоего «заслонного механизма».
ДРУГИЕ ВРЕМЕНА И КИМ ФИЛБИ
Тревожа общественное сознание, Борман оказывал влияние и на Советы, но во всех обзорах его жизни, за исключением полуофициального доклада Льва Безыменского, советской и восточногерманской стороне его истории уделялось мало внимания. Основные факты исходили от Запада в то время, когда советские историки не были готовы к сотрудничеству. Хотя тогда невозможно было себе представить утечку аналитических отчетов союзников, Сталин знал о «мягком» отношении к некоторым беглым нацистам. Сообщения поступали к нему от Кима Филби, советского агента, назначенного в 1945 году главой нового отдела британской службы разведки, занимавшегося операциями против Советского Союза. После его разоблачения уже ничто не выглядело невероятным.
Филби отвечал за пиренейскую секцию отдела особых операций в военное время. Отто Йон, немец, посылавший сообщения о заговорщиках против Гитлера, был разочарован, когда его доклады, переданные через британских агентов в Лиссабоне и Мадриде, не произвели никакого эффекта. Йон до середины шестидесятых не понимал, что в его опасных действиях просто не имелось никакого смысла, потому что в Лондоне его шеф складировал его послания там, где их никогда бы не нашли. Филби разделял с русскими глубокое недоверие к каким бы то ни было связям между немцами и британцами и не хотел допустить союза даже с немцами, восстававшими против Гитлера.
Поэтому до того, как Филби не раскрылся и не объявил всему миру, что он являлся советским шпионом, в истории Бормана оставались недостающие звенья. Особый вклад в эту головоломку Филби внес в связи с тем, что его британская секретная служба требовала от него изучения проблемы послевоенных нацистов. Как высокопоставленный чиновник, он ознакомился с аналитическим отчетом по делу Бормана, в котором оговаривалась возможность побега нацистского партийного шефа. С началом «холодной войны» новая работа Филби, направленная против Союза, оказалась новой насмешкой судьбы: это означало, что ему были известны все подробности найма генерала Гелена и его специалистов.
Есть еще один кусок головоломки, которому прежние исследователи не уделили достаточно внимания. Гестаповец Мюллер, второй по значимости военный преступник, чью могилу должным образом обозначили и почитали в Западном Берлине, на деле никогда не был там похоронен. Он, по всей вероятности, очутился в руках у русских через несколько часов после того, как распрощался с Борманом. Многие факты и обстоятельства, указывающие именно на Мюллера как на высокопоставленного информатора русских внутри Третьего рейха, стали известны в последнее время.
Эти дополнительные части головоломки значительно меняют всю картинку. Что касается Филби, нет сомнений в его преданности Сталину задолго до начала войны. История Мюллера, еще до конца не проанализированная, дает основания считать, что шеф гестапо знал — то, что происходило в окружении Гитлера, становилось известным Сталину. Это объясняет некоторые странности в поведении русских и делает понятным, почему Сталин утверждал, что его союзники не полностью откровенны в том, что касается судьбы разыскиваемых преступников.
Разрыв отношений между Советским Союзом и западными союзниками являлся крайне недальновидным шагом с обеих сторон. Из-за недоверия друг к другу все преследовали только свои узкие цели. На протяжении десятилетий Запад не мог быть уверен в том, что некоторые ветви Братства и связанные с ним организации не ангажированы Советским Союзом. В свою очередь, и советские спецслужбы подозревали в этом бывших союзников. Именно так можно, как нам кажется, объяснить закрытость многих архивных пластов эпохи войны и послевоенного периода, хотя, казалось бы, какие уж здесь секреты! Однако секреты имелись. Заметим, что существовала точка зрения, будто нацисты в свое время помогли СССР, вызвав (или разжигая) распри на Ближнем Востоке. Так считали отдельные американские, британские и французские дипломаты и политические лидеры. Иногда они приходили в такое смятение, что некоторые из них даже подали в отставку во время первого Суэцкого кризиса.