Стивенсон долго не мог оправиться от потрясения, которое он испытал, встретившись с этим человеком лицом к лицу. Одно дело — анализировать обрывочные свидетельства, приходя к определенным выводам, и совсем другое — сталкиваться с реальностью. Это — самый захватывающий момент любого исследования, когда абстрактные расчеты подтверждаются наделе.
Субботним утром незнакомый человек позвонил Стивенсону по телефону и пригласил его в министерство. Стивенсон отправился вместе с Энн. Они предусмотрительно попросили двух своих коллег начать их поиски, если они не объявятся к определенному времени. В министерстве анонимный собеседник, отослав своего излишне наблюдательного коллегу за кофе, быстро сказал: «Идите в офис… на пятом этаже».
Дверь с табличкой, на которой было написано арабское имя, оказалась открытой. В офисе сидел седой розовощекий человек с голубыми глазами. Энн закрыла дверь, и Стивенсон выдохнул: «Фон Леере!» Он вскочил:
— Я вас слушаю?!
— Что вы здесь делаете?
— Я специалист по проискам сионистов.
— Как вы тут оказались?
— Я приехал из Аргентины в 1954 году.
— Вас разыскивают как виновного в военных преступлениях.
— Так точно! В Германии, прежде чем я бежал, меня трижды арестовывали американцы.
Теперь он живет в достатке и почете, получает большую зарплату, не говоря уже о других привилегиях и о жене и детях, вывезенных из Аргентины.
Череда вопросов и ответов сильно напоминала допрос. Позже Энн и Стивенсон пришли к выводу, что Леерса так часто допрашивали союзные эксперты, что отвечал он уже «на автомате». У журналистов сложилось ощущение, что он ждал их всю свою жизнь. После «первого раунда» они начали расспрашивать его о том, как ему удавалось бежать из союзных лагерей, о подробностях его работы на Гитлера и о вере в сионистскую угрозу.
Энн задавала вопросы тихо и спокойно, голосом, которым женщины разговаривают с маленькими детьми, но Стивенсон знал, какой гнев ей приходилось при этом сдерживать. Возможно, тот пухленький коротышка реагировал не столько на слова, сколько подчинялся силе, стоявшей за ними. Вопросы Стивенсона были краткими, его постепенно охватывала паника. Он был уверен, что с минуты на минуту ворвется полиция.
Невероятно, но факт: Леере продолжал говорить. По его мнению, все дело было в сионистском заговоре. Ничто не могло излечить человечество от еврейской заразы, кроме массированной хирургической операции. Израиль стал раковой опухолью, которую требовалось вырезать. Германия узнала главного врага задолго до того, как ситуация стала понятна остальному цивилизованному миру.
— Но атакуя Израиль, не откроете ли вы дорогу русским в этот регион? — удивился Стивенсон.
— Ах, эти русские! — пробормотал он и начал раскачиваться туда-сюда, тихо мурлыкая: — Сначала они приезжают, распевая арабские песни, а затем мелодия переходит в балалаечный наигрыш.
Энн вспоминала в 1972 году свои ощущения. Она говорила: «То, что перед нами немец, стало ясно с первого взгляда, какая бы арабская табличка ни висела у него на двери. Его манера говорить была очень нервной и в то же время дружелюбной, словно ему все наскучило и он рад развлечься. Не спросив даже, кто мы, он впал в полуистерическое настроение и с готовностью делился признаниями, воспоминаниями, сожалениями… Он сравнивал с собой мировых диктаторов: Гитлер слишком нетерпелив; Перон, с которым он работал, был также слишком нетерпелив. И Насер тоже. А вот «дядя Йося» — Сталин мог позволить себе выжидать».
В тот же день Стивенсона и Энн арестовали, однако к тому времени они уже отправили за пределы Египта все, что могло их компрометировать. Но все же власти выслали их из страны, посадив на первый же подходящий самолет той же ночью.
Они радовались, что так легко отделались. Неделей раньше Стивенсон получил телеграмму: «Майк» советовал ему немедленно покинуть Каир ради собственной безопасности. «Майком» был Лестер Пирсон, министр иностранных дел Канады. Впоследствии он рассказал Стивенсону о том, что угрозы исходили от известных нацистов, рассуждавших в присутствии канадских сотрудников разведки об Энн и Стивенсоне — «этих жидовских любовниках». В Каире Стивенсону и Энн угрожали и напрямую. Их пригласили поужинать с египетским журналистом, в обязанности которого входило поддерживать хорошие отношения с иностранными корреспондентами и докладывать о них правительству. Вечер проходил в совершенно дружелюбной обстановке, когда один из гостеприимных египтян вдруг четко проговорил: «Если вы продолжите копаться в грязи, ваши тела завернут в ковер и положат на ступени вашего посольства». Стивенсон и Энн не сразу поняли, что фраза была тщательно подготовлена и произнесена совершенно всерьез. Представители иностранного журналистского корпуса провожали их в аэропорту, чтобы удостовериться, что они сядут на свой самолет, и не покинули их даже после таможенного контроля.