Когда войска генерала Черняховского сжали кольцо вокруг Кёнигсберга, Кох поднялся на борт ледокола «Восточная Пруссия» и приказал экипажу остальных беглецов не пускать. Будучи гауляйтером, он запретил какую-либо эвакуацию и открыто радовался, узнав, что корабль с беженцами — «Вильгельм Густлов» — затонул на Балтике от взрыва советской торпеды. В этой катастрофе погибло более восьми тысяч пассажиров. Кох считал, что только нацисты достойны спасения, поскольку в этот «эволюционный период» должны выжить лишь самые сильные.
…Кох должен был связаться с другими беглецами на территории военно-морских баз у Фленсбурга и Гамбурга. Считалось, что подводные лодки запасались там провизией для долгого пути в Южную Америку. Но что-то сорвалось, и в итоге Кох очутился в лагере для беженцев в провинции Шлезвиг-Гольштейн. Он оставался там необнаруженным до мая 1946 года, а потом заделался поденным рабочим в деревне, которая находилась на британской территории. Там его опознали и вернули в Польшу в начале 1950 года.
Советские власти, добавив Коха в список ценных пленных, на все вопросы о нем отвечали крайне уклончиво.
Первое упоминание о начале расследования по делу пропавшего Бормана поступило с советской стороны 9 июня 1945 года, более чем пять недель после того, как победители обнаружили обгоревшие трупы Гитлера и Геббельса. Георгий Жуков, выступая в Берлине от лица Советского военного командования, заявил: «Мы не опознали тело Гитлера. Он мог бежать из Берлина в самую последнюю минуту…»
Даже тогда, когда расследование закончилось и когда можно было выдвинуть обоснованную версию событий, это сделали необычным образом — в форме книги, выпущенной в Москве, а затем и в Восточном Берлине в 1965 году. Ее написал Лев Безыменский. На немецком книга называлась «Auf den Spuren von Martin Bormann». Так как в Советском государстве ничего не могло издаваться без официального одобрения и поскольку тема книги относилась к вопросам повышенной секретности и имела довольно щекотливый характер, ее публикация была явно хорошо просчитана.
В книге сообщалось, что Борман, получив определенную сумму от своего финансового советника Гельмута фон Гуммеля, скрылся. Полагали, что он пересек границу с Данией вблизи Фленсбурга в марте 1946 года. Эта дата совпадала с той, которую назвал Рональд Грей, утверждавший, что он помог Борману проникнуть на территорию Дании. В Дании Бормана поддерживала ODESSA, и он оставался там до завершения Нюрнбергского процесса. Затем он вернулся в долину Инн, где проходила граница, а далее мог бежать в Швейцарию, Австрию или Италию.
Борман решил просить защиты в францисканском монастыре в Генуе. Он начал зондировать почву через Камераденверк (еще одно название Братства) и вскоре, в конце 1947 года, встретился с епископом Алоисом Гудалом. Епископ посоветовал ему два возможных пути. Борман мог бежать в Испанию, где вместе с другими членами Братства скрывался Отто Скорцени, или же вслед за Эйхманом отправиться в Аргентину. Второй путь казался особенно привлекательным, так как в Южной Америке деньги национал-социалистической партии уже находились в обороте в различных деловых предприятиях, принадлежащих группировкам Братства.
Таковы были выводы советской стороны. Отчет Безыменского, сделанный по-русски, содержит перечень источников, которыми автор пользовался в течение семи лет исследований. Он писал с юмором и несколько самокритично, не желая изображать из себя «знаменитого детектива Шерлока Холмса». Но он признавал авторитет великого Холмса, который находил улики, а затем и весомые доказательства, позволявшие пересмотреть весь процесс. Что касается Безыменского, то он не пошел дальше утверждения, будто после Италии Борман отправился в том же направлении, что и Эйхман.
…Оберштурмбаннфюрер СС Адольф Эйхман служил в свое время в Австрии в пятой колонне вместе с Отто Скорцени. В 1937 году он отправился в Палестину посетить еврейские поселения. Тогда тесть Скорцени, доктор Шахт, взимал с каждого еврейского мигранта деньги за выезд. Шахт отзывался о еврейских общинах в тех расистских выражениях, которые в 1942 году зазвучали и в декрете Бормана о «еврейском вопросе».
Когда Гитлер умер, Эйхман находился в Праге и его имя еще не значилось в списках разыскиваемых. Он использовал американские лагеря, наиболее лояльные к «бывшим», в качестве своих постоялых дворов, упрямо перемещаясь на северо-запад до тех пор, пока не достиг границы с Данией. Там он связался с Рудольфом Хессом, который имел контакты с Борманом. Вскоре после этого Хесс предстал перед судом в Варшаве.