Инструментом Бормана стал сумасшедший гений Карл Хаусхофер, бывший профессором геополитики мюнхенского университета, когда в 1920 году Рудольф Гесс стал его студентом. Хаусхофер верил в предрассудки и влияние почвы на характер нации. По его убеждению, немцы являлись прирожденной высшей расой, испорченной евреями. Германия была призвана контролировав всю Европу — от Атлантического океана до Урала. Многое из этого проникло и в «Майн кампф».
Невероятно, но факт: Хаусхофер был армейским генералом во время Первой мировой войны и немецким военным атташе в Токио. Его мистицизм и проницательные догадки привлекли к нему внимание доверчивых немцев, среди которых оказался и Гитлер. Когда началась следующая война, он наседал на любого, кто соглашался выслушивать его соображения о том, что столкновение с Великобританией неправильно в силу ряда мистических причин. Хаусхофер оказывал влияние на Гитлера через Гесса. Когда Гитлер слушал предсказания подобных людей, он делал это с суеверным вниманием и полным доверием. Англичане в конце концов переманили его личного астролога Луиса де Воля, работавшего по инструкциям секретных служб объединенной разведки союзников в Нью- Йорке с 1941 года. Он был венгром по национальности и жил за счет финансирования, производимого через британских агентов. Один из них, Бен Леви, британский драматург и член парламента, каждую неделю карабкался по ступеням черной лестницы в нью-йоркской гостинице, чтобы заплатить ему в долларах. В задачи Луиса де Воля входило приводить свои предсказания в соответствие с мировыми событиями и время от времени предсказывать Гитлеру неминуемое поражение. Еще один прорицатель в Каире был подкуплен для того, чтобы поместить планету Гитлера — Нептун — в Дом Смерти. Считалось, что через какое-то время это доведет Гитлера до самоубийства.
Вместо того чтобы изолировать Хаусхофера, Борман нацеливал его на долгие беседы с Гессом. Пока Гитлер готовился к войне с Россией, Борман следил за тем, чтобы Хаусхофер сосредоточился на Гессе. Профессор, «ведомый звездами», обратился с письмом к герцогу Гамильтону, который, по его предположению, обладал особым влиянием на короля. Но герцог ему не ответил. Тем временем профессор сказал Гессу, что ему трижды снился сон, в котором заместитель фюрера управлял самолетом, а затем входил в огромный замок с клетчатыми гобеленами на стенах.
Заместитель фюрера быстро понял, что это значит. В октябре 1940 года он обсудил эту идею с Гитлером. Брат Бормана Альберт присутствовал при данном разговоре. Гитлер тогда не соглашался с предложением Гесса отложить нападение на Советский Союз, пока в соответствии с предсказаниями профессора не будет достигнуто мирное соглашение с Великобританией. В течение следующих месяцев Альберт докладывал Борману о растущем разрыве между амбициями Гитлера и идеями Гесса.
Сын Ильзе Гесс, жены заместителя фюрера, четырех лет, необычайно походил на Мартина Бормана, хотя никто никогда не сделал никаких предположений относительно причин такого поразительного сходства. Однако говаривали про гомосексуальность Рудольфа, и Борман поддерживал эту репутацию, распуская слухи, будто Гесс демонстрировал свою мужественность способами, которые вряд ли можно было назвать нормальными. Ильзе удивляло, что Борман одобрял идеи профессора в частных беседах, совершенно отвергая их на публике. Впоследствии она называла Бормана беспринципным карьеристом, лестью снискавшим любовь ее супруга. Это интересная мысль! В любом случае не было предпринято практически никаких усилий, чтобы запретить Гессу совершать продолжительные полеты, длившиеся до двух часов и более.
Итак, Гесс совершил свой полет в Англию и был поражен, когда попал в британскую тюрьму. Там он, встречаясь с лордом Бивербруком, говорил о приближавшемся завоевании Советским Союзом всего мира. Бивербрук доложил Черчиллю, что Гесс совершенно здоров: «Возможно, у него ненормальное представление о себе, но он не сумасшедший».
Черчилль сообщил Рузвельту, что заместитель министра не проявляет признаков сумасшествия и вообще вполне здоров. Затем он задумался над новой ролью Мартина Бормана. Этот пробел в разведывательных данных требовалось восполнить. Никто не имел о Бормане достаточных сведений для того, чтобы делать какие-либо утверждения. Последующие разговоры с Гессом укрепили подозрения, что Борман преднамеренно навел его на мысль об этой странной миссии.