Сара Мессмэр шла по тротуару, прошла мимо нескольких уютных ресторанчиков, которые выставили себя напоказ и вовсю соперничали между собой. Однако ее шествие прервал непонятно откуда выросший мистер Шин.
— Здравствуйте мистер Шин, — сказала Сара, встав перед ним и внимательно посмотрев на раскосые злые глаза.
— Не лезьте в это дело Сара Мессмэр, — проскрипел мистер Шин. — Это наше дело.
— А что вы имеете в виду, я тут в бутики ходила.
— Я сказал, не лезьте в это дело Сара, а то асфальт нынче скользкий…
— Ой, какая прелесть, мистер Шин решил мне угрожать, — хихикнула Сара Мессмэр. — У меня к вам один вопрос мистер Шин, ну и как вам невская водичка? Не простудились часом? Вам бы работать профессиональным ныряльщиком в воду с мостов, у вас это куда лучше получается.
— Перестаньте ерничать. Это последнее вам предупреждение. Не лезьте к Рейчел.
— Идите к черту мистер Шин, уж не вам мне угрожать.
Сказав это, Сара обогнула мистера Шина и пошла дальше.
— Я последний раз предупреждаю вас, — захрипел мистер Шин ей в спину. — Последнее предупреждение.
— Последнее китайское, — сказала сама себе Сара.
Доктор Рейчел пошла к дверям своего особняка, нейросеть открыла ей входную дверь и Рейчел устало вошла в большую прихожую, также устало стала подниматься по парадной лестнице, чтобы снять с себя все и залезть под душ. Смыть водой с себя всю эту идиотскую беготню за Коброй Фохт. Приняв душ и постояв минут пятнадцать под теплым душем, она надела душистую домашнюю пижаму и направилась в свою библиотеку. Дойдя до дверей, она опять увидела вырезанных из дерева демонов.
— Демоны… преисподняя, — подумала Рейчел. — Кто знает, может мне предстоит полететь туда в ад к ним. Может уже заранее нужно привыкать.
Рейчел вошла в свою большую шикарную молчаливую библиотеку и уселась в большое мягкое кресло, что стояло перед столиком. На столике ее ждали недописанные рукописи — мемуары об отце, Грегори Толуке Севилья, и ее недописанная искусствоведческая работа «Толстой и Ге».
Рейчел вытащила репродукцию работы художника Николая Ге «Распятие» 1892 года. Она несколько раз внимательно осмотрела эту картину. Потом вздохнула и сказала сама себе:
— Может я чушь, какую-то пишу, ведь по большому счету я атеист, и все что я пишу это не искусствоведческая работа, а проповедь атеизма. Да еще и на живых известных людей нападаю. Просто хамские нападки и больше ничего. Вернее, конечно, у нее были споры с верующими в ее работе. Она цитировала известных современных профессоров богословия и подвергала их высказывания лютейшей критике. И делала это в рамках написания своей работы «Толстой и Ге».
Закрыв свое недописанное сочинительство, Рейчел облокотилась на руку и стала размышлять, ничего писать ей не хотелось. Она сидела и смотрела на мрачные стеллажи с книгами, которые остались ей в наследство от ее знаменитого отца, вспомнила про свою пятнадцатилетнюю дочь Леон, которая жила в Великобритании, вспомнила, что Пламен Комаровски, ее бывший муж, общается с ней гораздо больше чем она. И они дружат лучше между собой, Рейчел же общалась с дочерью крайне редко. Да и не всегда хотела…
— Черствая я женщина, — подумала про себя Рейчел.
Внезапно от размышлений ее отвлекла нейросеть Зина, которая появилась на большом экране прямо в ее библиотеке.
— Доктор Рейчел, к вам гость.
— Кто там еще? — спросила Рейчел.
— Явился ваш бывший муж, Пламен Комаровски. С букетом цветов.
Рейчел лениво встала, прошла по коридору, где нейросеть Зина включила мягкий успокаивающий свет.
— Зина, приготовь мне поесть что-нибудь, и пусть робот-бармен принесет еду мне в библиотеку, — сказала Рейчел, проходя по коридору.
— Доктор Рейчел, ваш отец строго настрого запретил кушать в библиотеке.
— Папа меня простит. Мне просто нужно размышлять Зина, папа меня всегда за все прощал.
Сказав это, Рейчел надела курточку прямо на длинную пижаму и пошла, разговаривать с бывшим мужем. Открылась дверь и на лужайку перед особняком вышла Рейчел Толука Севилья. Она направилась к мужчине, что стоял с цветами около решетки, неподалеку стоял и гневно смотрел на гостя Дмитрий Янов, который был явно недоволен Пламену Комаровски.
— Пламен, что тебе нужно? — спросила Рейчел, подойдя к нему.
— Не очень гостеприимно Рейчел, — ответил Пламен Комаровски.
— Мы в разводе, о чем еще ты хочешь со мной говорить?
— Хотел сказать, что наш развод это ошибка Рейчел. Ошибка. Я люблю тебя, как и раньше. Я ведь никогда тебе ни в чем не отказывал, старался все делать, так как ты скажешь. Ты у меня не выходишь из головы. Просто потому, что люблю тебя, как муж любит жену.
— Не говори глупости Пламен, вспомни как ты на меня орал, что я худшая жена на свете.
— Может ты и худшая жена на свете, но во мне говорят мои чувства.
— Пламен, выкини меня из головы. Все, это нужно заканчивать. Наш брак подошел к концу, виновата, конечно же, я. Вовсе не ты. Ты ни в чем не виноват. Я тебя не виню,… вообще не виню. Все дело в том, что я черствая Пламен. Я плохая жена. Я не потянула отношения.
— Давай исправим это, любовь моя. Давай начнем все заново.
— Пламен, прошу тебя, не начинай. Я просто умоляю, оставь меня в покое. Просто оставь.
— Рейчел. Для дочери это травма, наш развод. Для девочки это травмирующая ситуация.
— Ей уже пятнадцать лет, по характеру она в меня пошла. Она тоже, как и я разведется, когда замуж выйдет.
— Вот что ты желаешь своей дочери?
— Я просто знаю, что она в меня. У нее такой же мерзкий характер. Уверяю тебя…
— Рейчел, ты ошибаешься. Она милая, добрая девушка.
— Я тоже когда-то была милая добрая девушка, пока не стала злой стервой. А стервой я стала, потому что повзрослела. Меня даже на работе за глаза стервой называют. И что дальше? Да любая молодая девушка, какая бы она милая и добрая не была — всегда станет стервой, потому как жизнь научит. И, потом, я черствая. Я знаю себя очень хорошо. Я очень черствая Пламен. Ты хороший мужик, достоин лучшей женщины.
— Я люблю именно тебя. Мне не нужна другая женщина.
— Пламен, не мучай меня, уходи. Прошу тебя. Мне все это мучительно. Ты просто мучаешь меня. Я возьму цветы, но ты уходи.
Пламен грустно посмотрел на свою бывшую жену.
— Рейчел, мы могли бы начать все с начала.
— Нет, не могли бы, — строгим голосом ответила Рейчел.
Пламен через решетку протянул ей цветы и глубоко, грустно вздохнул.
— Это неправильно, — грустно сказал он.
— У меня все неправильно, — тихо ответила Рейчел.
— Рейчел, — сказал Пламен Комаровски, облокотившись на решетку. — Мы могли бы все с начала…
— Пламен, прошу тебя, не мучь меня, — ответила Рейчел. — Во всем виновата я. Уходи, прошу тебя.
Пламен Комаровски грустно поплелся обратно, Рейчел потеребила цветы и подошла к Дмитрию Янову. Они оба зашли в Охранный домик, Дмитрий закрыл за собой дверь.
— Дмитрий, — сказала Рейчел. — Благодарю тебя за выдержку.
— Да не за что Рейчел, — ответил Дмитрий и утер пот со лба.
— Это невыносимо, понимать, что ты отец моей дочери,… а мой бывший думает, что он отец.
— Меня мучает только одно, то, что я не могу сказать Леон правду, что я папа. Настоящий. Сколько уже живу, Леон уже пятнадцать лет. Я не могу ей этого сказать. Это мучительно.
— Это я автор всей этой сволочной ситуации, — сказала Рейчел взяв его за руку. — Это я все это устроила, гореть мне в аду.
— Не осуждай себя, — ответил Дмитрий.
— Дмитрий, — Рейчел не выдержала и заплакала. — Дмитрий, ты понимаешь, что у меня очень ортодоксальные родственники. Они фактически заставили меня выйти замуж за знатного чистокровного еврея Микаэля Леви…
— Рейчел пожалуйста, — Дмитрий обнял ее и нежно прижал к себе. — Я все понимаю, я не дурак.
— Дмитрий, что мне делать? Если кто-то узнает, что не он отец моей дочери, мне конец. Если они узнают, что отец Леон не еврей.
— Никто не узнает Рейчел. Это наша с тобой тайна.
Рейчел посмотрела на него и прижалась еще сильнее.
— Мне страшно, если кто-то узнает.