— А ты дохлая несуществующая дерьмища. Ты порождена снами Рейчел. Вот ты кто.
— Я проберусь в настоящую реальность.
— Не проберешься. Я тебя уничтожу раньше.
— Между прочим, я такое же порождение первичной нереальности как и ты Кобра.
— Между нами есть большая разница. Ты — просто гнойная зараза, а я благородная хищница.
— Ты никакая не благородная. Ты глист!
— А ты гнилая дырища в бездне. Я тебя просто убью и все.
— Это я тебя убью Кобра.
Спустя четыре часа, как в гостиницу вошли две религиозные православные девушки в соответствующих костюмах и платочках, туда же вошли еще две девушки. Одна из них была типичная еврейка ашкенази, безумно красивая, со жгучими длинными волосами, вторая в черном кожаном плаще и с тусклым взглядом. Обе девушки заранее зарезервировали номер и прошли не ужиная. Вернее, конечно Сара Мессмэр, поужинала, она заказала в номер жаренные куриные ножки с картошкой. И, чтобы, кошерно! Кошерно… в ее понимании.
Когда девушки вошли в номер, лаборантка Кэт скинула с себя кожаный плащ и встала у окна в своем привычном черном костюме. Замерла. Лаборантке Кэт мыться было не нужно, она не потела, физиологических субстратов, свойственных живым людям, не выделяла. Вернее, она иногда мылась раз в три месяца, чтобы смыть противную вонючую слизь, которая просачивалась сквозь физиологические отверстия. Сара же, пошла, принимать вечернюю ванну. Во всяком случае, гостиница, в которой остановились Рейчел и Элизабет, позволяли принять ванну и даже хорошо вымыться. Сара вымылась, причесала свои роскошные волосы и вернулась в комнату, повязав на голову полотенце, где неподвижно у зашторенного окна стояла лаборантка Кэт.
— Кэт, ты так и будешь неподвижно стоять? — спросила Сара, которая скинула с себя все, кроме трусов, и легла в постель, накрыв себя одеялом.
— Так и буду стоять, — глухо ответила лаборантка Кэт. — А что ты мне еще предлагаешь?
— Ложись со мной, — предложила Сара.
— Тебе не понравится лежать в одной постели с суспензией, — сказала Кэт. — Я знаю, что это неприятно. Я уж лучше буду стоять, как привыкла уже давно, как только стала мертвой.
— Кэт, — обратилась к ней Сара. — Я просто хочу, чтобы ты почувствовала себя хоть немного живой, я не против, если ты ляжешь со мной.
— Я знаю, что суспензия, что во мне, неприятна для живых людей, — так же глухо ответила Кэт. — можешь спать, я буду стоять здесь.
Сара посмотрела на неподвижно стоящую фигуру лаборантки Кэт и поняла, что она серьезно стесняется своей природы. Она знает, что неприятна живым людям. От нее исходят волны то ли ужаса, то ли страха. Суспензия, которую вкачала в нее мертвую Красная Черепаха — это ужасное явление. К тому же у нее нет мозга, а значит, она не подключена к сигнально-пищевой системе многомерного симбиота-мицелия, которая объединяет всех тех, у кого есть мозг. Включая животных, разумеется. Говоря по научному, люди и животные — плодовые тела многомерного симбиота-мицелия. Лаборантка Кэт была не подключена и вызывала у людей и животных необъяснимый страх на тонком уровне. Как и доктор Кэролайн, то же самое.
— Кэт, — сказала Сара, натянув на себя одеяло и положив три подушки так, чтобы было максимально удобно. — Мы с тобой договорились или нет? Я так и не поняла.
— Мне тяжело все это Сара, — ответила Кэт. — Я испытываю ужасные чувства.
— Это всего лишь твоя подруга, подруги дело проходящее, — не унималась Сара. — Просто убей ее и тогда товары будут нашими, мы схватим хищницу, ты вернешь себе живое тело.
— Я все понимаю, — ответила Кэт. — Но есть одно обстоятельство, о котором я тебе так и не сказала.
— Что за обстоятельство?
— Кэролайн моя родная старшая сестра.
— Что?
Сара привстала и вгляделась в лаборантку Кэт.
— Кэт, — сказала она. — Ну это совсем уже не по правилам. Почему ты об этом мне не сказала с самого начала?
— Потому что не хотела. Меня все это тяготит. Мы родные сестры. Кэролайн старшенькая. Я младшенькая. Может быть, у нас были сложные взаимоотношения, когда мы были живыми. Но, мне тяжело все это, Пойми Сара. Мне тяжело убить ее. Для меня катастрофа убить свою старшую сестру. Не могу Сара.
Сара положила голову на подушку и затихла, затихла, также и лаборантка Кэт, которая неподвижно стояла у окна.
— Кэт, — сказала Сара. — Я понимаю, что все сложно.
— Да что ты понимаешь Сара. Моя сестра обезумела идеей мести. Она в принципе безумна. Но мы сестры. Родные сестры. Вот ты говоришь, убей доктора Кэролайн. Это просто сказать, но как ты себе представляешь, что я буду делать потом?
— Кэт… ты же хочешь быть живой и родить ребенка?
— А может, я ничего не хочу. Мне просто умирать страшно. Я итак мертвая, но при этом существую. Я не верю в загробную жизнь. Как только стала мертвой, поняла, что мое ложное существование — это единственное что у меня теперь есть. Если умру, то никаких райских садов меня не ждет, как не ждет никого.
— Ну, ты же не хочешь быть суспензией вечно?
Сара задумалась, полежала немного и встала. Она посмотрела на неподвижно стоящий у окна силуэт лаборантки Кэт. Потом подошла, взяла Кэт за руку и потащила в кровать, уронила ее на подушки, накрыла одеялом и быстро легла рядом.
— Зачем ты это делаешь? — спросила лаборантка Кэт. — Не вздумай целовать меня в губы. Твои губы могут мутировать. Или пойдет онкология. Причем страшная, быстро покончишь собой от ужаса.
— Я не буду целовать. Я просто тебя обниму, чтобы ты вспомнила, что такое объятия. Что такое человеческое тепло.
— Это твое тепло, не мое. У меня тепла нет. Я холодная как труп. Я и есть труп. Нельзя со мной лежать под одеялом. Это безумие лежать со мной. Ты лежишь с трупом девушки, которая скончалась в 1801 году. Наполеоновская эпоха, между прочим.
— А я хочу. Хочу, чтобы ты почувствовала человеческое…
— Так и будешь спать? Обняв меня? — глухо спросила Кэт. — Я даже боюсь за тебя Сара.
— Так и буду спать, — ответила Сара.
— На твой страх и риск, — добавила Кэтрин. — Моя суспензия для тебя не опасна, так как у меня защитный слой. Но… есть маленький шанс мутации твоей органики Сара. Лучше не рискуй. Не лежи со мной.
— Ничего со мной не случится.
— Смелая до безрассудства.
— Смелая, и уверенная в своем будущем. А скажи мне Сара, раз уж лежим вместе, а был ли Наполеон? Раз ты жила в те времена…
— Не было никакого Наполеона. Сказочки для идиотов. Все вообще было по-другому. Наполеон — это производная от Апполинарий, он же Апполон. Выдумка конца девятнадцатого века. Сказочка от тюремной корпорации. Я уже не говорю о так называемых попугайских костюмчиках, которые якобы носили солдаты того времени. Чистый костюмированный фарс. Это же надо же такое придумать. Хотя от тюремной корпорации, ничего другого, ждать не приходится. Хуцпа… Червь Шамир свое дело знает и пережевывает цивилизацию так, как ей надо.
— А что было?
— А какая уже разница? Я не собираюсь давать пресс-конференции любителям Фоменко с Носовским. К тому же, если я буду рассказывать, как там все было, все историки массово станут сходить с ума от этой информации. Кстати, Александр Дюма и Александр Пушкин — одно лицо, если хочешь знать.
— Но мне, же интересно. Расскажи все поподробнее. Вот только мне. История это вообще наука?
— Нет, история это не наука, история — это когда одни фантазеры ссылаются на других более ранних фантазеров, да и сами товарищи, не против, присочинить. И все это идет под патронажем отдела дезинформации корпорации Шамир. У корпорации Шамир целый раздутый штат дезинформации, который работает еще с конца восемнадцатого века. Некоторые особо выдающиеся историки вербуются корпорацией. Работают ребята, пишут, создают исторические документы, оформляют так называемые раскопки, бутафорские костюмы шьют для музеев, с помощью нейросети картинки рисуют. Красота, платят хорошо. Элита живет на закрытых охраняемых континентах. А эти все воюют в Украине, решают вопрос кто тут не дурак. А дураки все они.