– Звери, вы просто звери. Хотите убить и нас?
Доказывать правоту, спорить не стоило труда. Ган, на их обвинение, просто ответил:
– Нет. Откройте дверь и выбросите их. – Фраза звучала ужасно. Но, Гану стало всё равно. Его словно контузило. Раньше на акциях ему приходилось убивать, но такое с ним случилось впервые. Мерзкое ощущение, за которое кто-то должен, обязан заплатить.
Блондинка всхлипывала, её подруга, напротив, молчала. Вместе они, открыв дверь, вытолкали трупы на улицу. Раздался один шлепок, за ним немного погодя, другой, приглушённый. Один покойник частично свалился на другого. Выглядывать за дверь Ган не стал, опасался снайперов. Закончив прибираться, девочки задраили дверь.
– Можете вернуться на свои места.
Уходя блондинка, ревела белугой, что-то бормотала нелицеприятное про террористов вообще и Гана в частности. Другая стюардесса тряслась, не поднимая головы.
Всё катилось к чёртовой матери.
Увидев падающие с высоты пяти метров тела, ломщики, засуетились, особенно забеспокоился их папа.
– Зачем? Зачем вы это сделали? – Вопрошал Кнут. Он не жалел заложников, но его бесило, то что репортёры смогли заснять настоящую сенсацию. Теперь Лучи получили в руки козырь. Правительство могло испугавшись за рейтинги своей репутации пойти на сделку.
– Я сделал это, потому что ты врёшь. Это ты меня вынудил. И, знаешь, что, если понадобиться я повторю шоу для твоих друзей репортёров, назад дороги для нас нет. Ещё через два часа придётся убить следующих двух заложников.
– Да, ты прав назад пути нет. – Кнут, стал задумчив. – Ты можешь дальше тешить своё самолюбие, убивая беззащитных людей, но раньше, чем через три-четыре часа ты своих дружков не увидишь. Бюрократия, видишь ли. Они уже сидят в машине, а мои люди лишь ждут отмашки, а я подписи министра. Ты понял?
– Я, смотрю, ты стал гораздо убедительнее. Что надрали тебе жопу, генерал?
– Лучше позаботься о своей.
И, Кнут отключился. Генерал хотел взять реванш за прошлые унижения, но ему не удалось. Ган, лишь ухмыльнулся. Он, конечно, понимал, что разозлил Кнута, но он от него изначально пощады не ждал. А, их судьба решалась не им. Увы, для нашего главного полицмейстера. Система, дружище, система, она перемалывала всех – простых людей, своих слуг и даже тех, кто считал себя неуязвимыми кукловодами, в конце концов, все становились её жертвами.
Споры в правительстве разгорелись с новой силой. Гюнтер Кнут, бегал каждые десять минут к телефону. То звонил он, то названивали ему. Торговались, настаивали, грозили, давили. Солнце исчезло за горизонтом, оставив по себе алеющую полосу раскалённого метала в чёрной саже наступающей печной сажей ночной тьмы, когда его, в сотый раз, адъютант, переквалифицировавшийся в телефониста, подозвал к телефону. Министр, на проводе:
– Гюнтер, операция по освобождению заложников может быть одобрена, при стопроцентной гарантии успеха. Ты допустил массу ошибок. Эти проклятые трупы наделали ненужного шума.
«Ошибок, ах ты сморчок. Ладно, скрипи дальше».
– Я, понял господин министр.
– Операция поручена тебе. Ты руководишь штурмом, ты же отвечаешь за всё.
«Так. Значит, вы решили устраниться. Если я выиграю лавры достанутся и им тоже, в первую очередь им, а если нет, всё свалят на моё своеволие. Ловкие сукины дети. Говоря об ответственности, они готовы, кого угодно заковать в её кандалы, лишь бы самим не принимать никакого участия в решении мало-мальски важных вопросов».
– Да, я понимаю.
– Ты согласен.
– Я солдат, а значит подчиняюсь вашим приказам.
– Нет, ты не понял. Сегодня отдаёшь приказы только ты сам.
«Здорово. Если, я откажусь, террористы за ночь завалят аэродром десятком новых трупов, а меня обвинят в бездействии, если соглашусь, при малейшей неудаче меня отдадут на съедение. Ну, уж нет, пока они будут раскачиваться, можно будет много чего поменять. Сложившееся мнение в обществе о Лучах мне в помощь. Обставим дело так, что министр мне будет руку перед телекамерами пожимать».
– Господин министр через тридцать минут мы будем готовы к штурму.
– Бог в помощь Гюнтер.
Ган, отложил наушники в сторону. Разговор с генералом он окончил. Кнут, сказал ему, что все их требования приняты, на аэродром уже въезжает фургон с красной семёркой заключённых. Да, через минуту на площадку перед зданием аэропорта выехал автозак. Неужели победа? Но, почему же так на душе тревожно? Предчувствие беды.
Рация в кармане куртки Гана, дала о себе знать. Он вытащив её, нажал на кнопку.
– Приём.
– Они идут на штурм. Точно. Бронетранспортёр подогнали за угол, два отряда штурмовиков на аэродром выдвинулись. Куда они точно пошли мне не видно, но что они вышли на лётное поле точно. – Эндрю, торопился, говорил даже намного быстрее, чем раньше. Приём.