— Я уже не знаю кто я. Но я не хочу, чтоб колонисты уничтожили эту планету, — ответила я.
— В тебе говорит проклятье. Или оно просто наложилось на твои мысли. Кто это знает? Да и не важно это.
— А что тогда важно? — спросила я, чувствуя, что начинаю тонуть в его глазах.
— Что тебе нужна юбка. На празднике танцевать будешь, — ответил он, останавливаясь и целуя мне руку, не отводя взгляда. Резко развернулся. Даже несколько шагов сделал, чтоб куда-то уйти.
— Только с тобой. Слышь, Гарт, делай, что хочешь, но плясать я буду только с тобой, — крикнула я ему вслед. Он рассмеялся. Пошёл в сторону города. И не вернулся.
Прошло два дня. Я не находила себе места. Всё валилось из рук. Трудом думала о работе. Гарт не возвращался. Никаких вестей. И пойти искать я его не могла. Порой казалось, что с ним что-то случилось. Тогда я начинала строить предположения, которые принимали самые дикие образы. Куда он мог деться?
— Вернётся, — сказал Теран, когда я делала ему перевязку. Рана заживал плохо, но заживала.
— Откуда знаешь? Может с ним...
— Ты тогда почувствовала бы, — ответил он. — А так, где-то задержался. Но вернётся.
— Что бы я почувствовала? Если бы самое страшное случилось?
— Что как будто сердца клок выдернули. Вокруг всё серое стало. Неприятное, — ответила нянечка, которая рядом перестилала кровать. Вот что меня поражало в их организме, что им никакие вирусы и бактерии были не страшны, если было желание жить. Стоило ему пропасть, так патрионцы могли умереть от любого чиха или пореза. Во всём должен быть смысл. — А ты ему сказала, что ждать будешь. Вот и не торопиться возвращаться. Знает, что дождёшься.
— Значит, если я не сказала ему этих слов, то он не пропал бы? — спросила я.
— Мы же не знаем, что там случилось? — заметил Теран.
Не знаем. От этого ещё не спокойнее было. Вечер. Все разбрелись по палатам. Тишина. Хотя, кто-то языки чешет. Ржут. Но в другом конце коридора. Кони молодые. А здесь коней нет. Но есть похожие животные. Что-то среднее между лошадью и коровой. И молока много даёт, и ездить верхом можно. Построить бы дом, завести такое чудо животное... Какие только мысли в голову не приходят! Я села на ступеньки чёрного хода и стала смотреть, как садиться солнце. Красивое солнце. Когда-то оно меня слепило, а сейчас привыкла. Раньше. В другой жизни. Хотелось плакать. Сегодня можно и не сдерживаться...
Моторы машин заполнили совоим звуком засыпающий город. Сердце предательски сжалось. Кто приехал? Друзья? Враги? Да и не понять было кого опасаться, а кому доверять. Я заставила себя подняться и пойти встречать незваных гостей, по дороге вытирая слёзы. Машин было много. Даже больше, чем было во время эвакуации. Какие-то останавливались около больницы. Другие проезжали мимо. Парковались около домов. Люди, какие-то крики, гудки.
— Привет! — из машины выскочила молодая женщина. — Места есть?
— Найдём.
— Да нам немного надо. Детвора в основном, — ответила она.
А с таким я не сталкивалась. Хотя оказалось, что просто был паралич от страха. Дети плохо справлялись с этими спазмами. Всё-таки окаменение было сильно замешано на психическом состоянии. Ну, снимать спазмы я уже научилась. Даже масло специальное держала на этот случай. И ведь действовало.
— Это же просто чудо! — воскликнула Нана, молодая лекарша, с которой мы ставили детей на ноги.
— Тут нужны определённые пропорции. Не знаю почему у вас эти знания утрачены. Рецепт простой.
— Так самые простые вещи проще всего забыть. Их же не принято записывать, потому что всё думают, что это и так известно. У нас многое из-за такого отношения было забыто. Это ещё с проклятых пошло. Их одно время много было. Люди сразу рождались зная, что нужно. Но был процент и тех, кто не наделен был знаниями. Постепенно их становилось больше, а тех кто знал меньше. Но они не хотели делиться информацией. Не хотели учить. Они предпочитали умереть, но унести свои секреты с собой. Думали, что мы не сможем без них прожить. Хотели быть выше простых людей. А мы доказали, что сможем.
— Ясно. И поэтому раньше убивали проклятых?
— Да. Почему мы должны были быть разделены на умных и простых? Почему одни должны быть выше других?
— Я с тобой согласна. Знаниями делиться надо и не нужно из них делать культ. Но у вас проблема в том, что вам сложно эти знания передать. Я когда разговариваю с Гартом, спрашиваю его об обычаях у вас, а он так объясняет, что проще самой представление составить, наблюдая за жизнью.
— А Гарт — это твой жених?
— Похоже, что муж.
— А я пока не замужем. Всё по ветру иду. Пока не решила, куда он меня приведёт, — легкомысленно ответила она. Ветер. Сегодня была ветреная ночь. Я распрощалась с Наной, оставив её укладывать детей, и вышла на улицу.
На душе было так тоскливо, что я готова была поверить уже во что угодна. И в ветер и в солнце. Хотелось, чтоб ветер вернул мне Гарта. Пусть и знала я его всего ничего, но я не могла без него. Физически не могла без него жить. Ветер хлестанул по лицу, срывая заколку, что удерживали волосы. Коса упала на спину. А я не обращала внимания на всё это. Около ног упала охапка цветов.
— Выбирай, — сказал Гарт. В свете фар было видно его уставшее лицо. Замученный. Чуть не серый.
— Где ты был? — тихо спросила я его.
— Выбирай, — упрямо повторил он. Так хотелось ему сказать всё, что я о нем думаю, но я промолчала. Наклонилась за цветком. Выбрала небольшой, больше похожий на ромашку и воткнула его в волосы. — Я понял.
— Вот и хорошо, что понял, — поднимая цветы, ответила я. Нужно было их поставить в вазы. Пусть в столовой радуют глаз. Он же обнял меня за талию.
— Я по тебе скучал, — сказал Гарт. Объяснять своё исчезновение он не стал. В больнице сразу ушёл к своим «ребятам», сказав, что потом меня найдёт.
Ночь. Я всё какими-то делами занималась. Нужно было кого-то определить в палату, кого-то спать уложить, показать, где у нас лекарства находятся и что от них осталось. Хотя, патрионцы не особо их жаловали, потому что толком не понимали что от чего. Хоть учебник пиши и за парты усаживай лекарей.
К себе я попала уже глубокой ночью. А Гарта всё где-то носило. Тоскливо стало. Я свернулась на кушетке, поджав ноги, обняла подушку и закрыла глаза.
— Меня обнимать лучше, а подушку стоит под голову положить, — услышала я насмешливый голос. Подушка сразу оказалась на своём месте, а Гарт на своём. — Что плачем?
— Я не хочу тебя любить. Не хочу. Мне это не нужно.
— О как всё серьёзно. Но ведь цветочек приняла. Так чего реветь?
— Это не правильно. Не могу же я тебе при всех нет сказать.
— Потому что и не хочешь его говорить, — ответил он.
— Ты не можешь мне так нравиться. Я тебя толком не знаю. Ты мне не нравишься внешне. Умом я понимаю, что мы не пара, но чуть с ума не сошла, когда ты не вернулся.
— Я знаю. Но так получилось. Нужно было дела решить, — ответил Гарт. — Иди ко мне. Целовать тебя буду. И мысли сразу плохие уйдут. Подходим, не подходим. Не так ты думаешь. Тебе хорошо со мной. Мне с тобой хорошо. А остальное — оставь. Не те мысли.
— Нужно понять почему так, — возразила я, успев сказать это до того, как он меня поцеловал.
— Все-то тебе надо объяснить. А так принять не хочешь?
— Не хочу.
— Вот меня спросили: плохо или хорошо иметь умную жену. Теперь я знаю ответ. Когда надо чувствовать, она думает, — насмешливо сказал он, расстёгивая пуговицы на кофте. Меня всегда удивляло как он так быстро с ними справляется. Я долго не могла привыкнуть к ним. Привыкла к одежде, которая на магнитах застёгивалась и сразу под фигуру подгонялась, а тут шили доисторизм на пуговицах.
— Не надо кусаться. Больно же! — прошипела я. Машинально попыталась оттолкнуть его, но Гарт поймал мои руки и прижал к своей груди.
— А ты ко мне вернись. Опять бродишь в мыслях. А я хочу, чтоб ты думала обо мне, — ответил он.
Легко сказать, не думать, когда в голове было столько мыслей. Они как будто назло активизировались. Например, почему меня возбуждает его тело. Почему мне нравится проводить по его спине ладонями? Ощущать его мышцы, которые были похожи на броню. Надо будет потом выяснить механизм...