— Вот, — я сняла очки. Рена довольно хмыкнула.
— А я так и думала.
— Что это значит? — вновь пряча глаза за тёмными стёклами, спросила я.
— Сама знаешь. Или узнаешь, — ответила она. — У меня все в роду проклятые. Кто сильно, кто не так. У меня редко это проклятье появляется.
— Почему проклятье?
— Потому что люди боятся того, что не понимают. Нас гоняли сильно. Всё уничтожить пытались. Глупые, — она усмехнулась. — Как будто можно уничтожить себя. У меня бабку с тремя детьми уничтожили из-за того, что они слишком умные были. Боялись их. Да ты и сама всё это знаешь. Или узнаешь, если захочешь. Научишься.
— Не хочу я ничему учиться, — пробормотала я.
— Ну, это не нам решать чего мы хотим, а чего не хотим. Но ничего не бывает просто так. Сама ведь знаешь, так что не капризничай. Пойдём покажу тебе как местный люд живёт, — ответила она, вставая с лавочки.
Мы пошли в клуб. Это можно было бы назвать питейным заведением, если бы местные жители пили. Но они даже в рот не брали забродившие напитки. Клуб был квадратным зданием, которое было условно разделено на сектора. В одном углу сидели женщины с маленькими детьми. Те ползали по ковру, играли в игрушки, кто-то кормил малыша грудью. В центре танцевали пары. Молодёжь веселилась. Те, кто не танцевал, стояли в стороне, сбившись группками и стреляли друг в друга глазами и улыбками. Война войной, а молодость брала своё.
В другом углу сидели пары в возрасте. Сплетничали, играли в настольные игры. Женщины могли сидеть за вязанием. Здесь была стойка, за которой две девушки и молодой человек готовили напитки, которые разносили бойкие и деловые подростки. Рена повела меня в последний угол, где сидели на диванах и пуфах люди среднего возраста. Наверно нашего с ней. Там о чём-то шёл оживлённый спор. Землян в клубе не было. Я была одна. На меня косились, но молчали. Рена же вела себя так, как будто ничего странного не происходило.
Когда мы подошли, то разговоры стихли. Ей стоило только посмотреть на двух сидящих мужчин, как один тут же уступил ей место, а второй мне, но сделал это неохотно. Рена оглядела присутствующих с довольной усмешкой на полных губах. Холодные лица, каменные, которые ничего не выражали были вокруг. Трудно было поверить, что ещё минуту назад здесь шёл оживлённый спор.
Патрионцы хорошо владели мимикой. Они умели скрывать свои чувства, закрываться от чужаков. Чувствовала ли я себя не в своей тарелки? Нет. Я их понимала. Они меня всегда будут бояться. Человек всегда боится того, что не понимает.
— Здесь чужих нет, — сказала Рена, доставая кулёк с орехами, что спрятала в кармане юбки. Простая фраза, но она произвела странный эффект. Всё как будто расслабились. Один из мужчин присел на подлокотник дивана со стороны Рены. По-хозяйски положил руку на спинку дивана. Рена молча грызла орехи, как маленький зверёк. Разговор шёл о войне, про которую я толком ничего не знала. Я слышала лишь, что она есть. Видела раненых солдат, а сейчас слушала пострадавшую сторону. В город приехала семья, которая была вынуждена покинуть родной дом, чтоб их не убили. Они рассказывали, что пока идёт бой, где мужчины пытаются отстоять город, Мясники заходят со спины. Они поджигают дома, в которых прятались женщины и дети. Крики оглушают города. Защитники слышат их и теряют «силу». Из-за этого их легко убить.
Рена на минуту остановилась, прекратив жевать, потом продолжила всё с той же скоростью щёлкать орехи. Было высказано желание мужчин поехать на помощь. Оставить семьи, здесь в тылу, где им ничего не грозит, и поехать воевать, как это уже сделали многие.
— И получится, как сегодня? — взяла слово Рена. Она говорила спокойно, но каждое слово ложилось камнем. — У меня нет рядом мужа. Он оставил меня, зная, что мне ничего не грозит. Но сегодня я лишалась рабочего места и всего товара. Никто не пришёл мне на помощь. Они готовы были меня запинать, а всё знают, что я жду ребёнка. Где все смельчаки, которые так рвутся в бой? Хотите, чтоб ваши матери и жёны оказались на моем месте? Ваши сёстры были поруганы чужаками? У нас много одиноких семей, которые остались одни, потому что мужья ушли воевать. Это хорошо, что чужаки не обращают на нас внимания. Иначе давно бы мы хоронили наших сестёр и матерей. Что молчите? У нас полных семей одна из трёх. Хотите нас оставить одних? Мы справимся без вашей защиты. Но какой ценой? Не слишком ли будет она большой?