У Санта что-то не заладилось. Он ослабил хватку. Я резко оттолкнула его. Попыталась сбежать, но не получилось. Он развернул меня к себе. Кулак в глаз. Боль. Злость и обида. Он же дёрнул мою кофту, отрывая на ней пуговицы. Рука нащупала в корзине свёрток. Не думая, я кинула этот свёрток ему в лицо. В воздухе повисло облако мелкой молотой приправы. Соль, аналог перца. Она разъедала глаза, нос. От неё хотелось чихать. Сант отскочил в сторону, а я уже бежала по коридору, сжимая в руке тарелку с солнцем, которое светило детям. Как я её схватила, сама не поняла.
Рене было совсем плохо. Около неё сидела какая-то женщина и гладила её по голове. Я сёла на корточки рядом с Реной. Пихнула ей тарелку.
— Принеси пелёнки! — рявкнула я в сторону женщины. — Сейчас рожать будем.
Времени вести Рену в операционную или палату не было, как и искать свободную каталку. Я впихнула ей в рот какую-то приправу, велев живать. Название вылетело из головы, но я знала, что она поможет. Масло втереть в определённые точки на теле. А этим дышать нужно. Хотя запах от травы был отвратительный. Мышцы начали расслабляться. Мне как раз хватило, чтоб вколоть лекарство, которое помогло бы снять спазм. У нас было мало времени. Но оно было.
— А теперь рожаем, — сказала я, глядя на Рену, которая была уже всё мокрая.
Пришлось второй раз вводить препарат, потому что не хватило совсем немного времени, но вскоре на свет появился малыш. Мальчик, который не дышал. Проделать всё то же самое, что с его мамой. Массаж. Только в этот раз всего этим маслом облить. Натереть травой. Он должен был задышать. Всё ведь правильно было сделано, но он не дышал. Лёгкие не хотели раскрываться. Я закутала его в пелёнку. Холодный и тихий. Так ведь не должно было получиться. Не должно. Это всё неправильно. Почему они умирают? Дети должны жить. Они ведь ничего не видели в этой жизни. Неправильно это. Сейчас солнце светит. Днём чудеса случаются. Вот и пусть чудо случится.
Я и не знала, что дети могут так орать. Он голосил на всю больницу, заставлял всех оборачиваться на нас. Маленький комочек. Живой и горланящий, что не всё ещё потеряно в этой жизни. Скорее всего лекарство начало действовать вот он и ожил. Но хотелось верить, что чудо ещё будет, что оно не первое в эти непростые времена.
— Забирай своего крикуна, — сказала я, отдавая малыша Рене. Она была сильно измученной, но на губах появилась слабая улыбка. Я же взяла свою сумку. Нужно было умыться, а то от приправы слезились глаза. Впереди ждала работа.
Меня сторонились, но потом всё-таки принимали помощь. Своячка. Они вкладывали в это слово другое значение: та, кто пришла издалека, но ей можно верить. Своя. Кто-то не хотел помощи из-за моих глаз. Очки где-то потерялись, а искать новые не было времени. Кто-то наоборот доверял только из-за этого. Я видела с каким удивлением, недоверием, злостью смотрели на меня мои соотечественники. Для них я стала чужой. Переживала ли я по этому поводу? Нет. Мне нужно было работать, а не переживать.
Солнце клонилось к закату. Этот безумный день закончился. Я вышла на крыльцо чёрного хода. Нужно было немного передохнуть. Впереди должно было быть ночное дежурство. Хотелось есть, только идти в столовую я не хотела. Боялась встретится с кем-то. Начнутся вопросы, на которые у меня не было ответов. Я ведь просто делала то, что считала нужным. Как это объяснить другим? Как объяснить, что я несогласна была с политикой колонистов? Именно в этот момент я почувствовала приступ одиночества. Едкого одиночества от понимания того, что я здесь одна со всеми своими проблемами. Незнакомая планета, военная обстановка — не так я видела свою жизнь. Не так её себе представляла.
— О чём задумалась? — ко мне подсел Родик. Я хотела вскочить на ноги, достать из кармана нож, который теперь всё время был со мной, но Родик выглядел ничуть не лучше меня. Уставший, серый. Это не Сант, который… От воспоминаний по щекам потекли слёзы. — Сама ведь знаешь, что он не понимал, что творит. Инстинкты сложно подавить в таком состоянии.
— А зачем было себя доводить до такого состояния? Зачем…
— Затем, что мы уже здесь не первый год. Опьянение от власти, от беззаконности. Здесь мы закон, — ответил Родик. — Мы это тебе и пытались объяснить. Сложно понять человеку, который до этого жил в рафинированных условиях. Тебе их жаль. Но они дикие. Звери почище нас. До нашего прихода таких, как ты, могли убить. Они устраивали гонения на себе подобных. Да и сейчас ничем не отличаются от своих предков. Знаешь, что придумали Мясники? Мы столкнулись с тем, что от туземцев все пули отскакивают. Их ничего не берет. Ножи ломаются. Они тогда предложили вырезать семьи. Эта была их слабость. Защитники понимали, что происходит и сразу сдувались. Отправлялись к своим близким. Они первые задали ноту общения.