— Можно будет съездить туда в следующем месяце. Если хочешь. Там очень вкусно, — предложила она мне.
— Мы скоро уедем, — ответил Гарт.
— Всегда можно планы поменять, — хмыкнула Лава. За столом наступила тишина. Малыш продолжал играть с погремушкой на руках бабушки. Но назвать её бабушкой можно было с натяжкой. Выглядела она очень хорошо. — Так что скажешь, Арина?
А что я скажу? Предложение было заманчивым. Сколько всего можно было узнать. Вновь окунуться в учёбу и работу. И пусть у меня будет ребёнок. Всё равно мысли о разводе витали. Так чего я молчу?
— Мы скоро уедем, — ответила я. — Как только рожу, так уедем. Да и некогда мне будет разгребать научные труды предков. С ребёнком надо заниматься. Дом строить. Может потом, когда дети вырастут, тогда и вернусь. Никуда от меня книги не денутся.
— Как знаешь. Твоя правда. Сколько лет они стояли на полках, ещё столько простоять могут.
— Лава, а почему я вижу детские книги, а взрослых нет. Как нет и учебников.
— Так детские книжки появились, когда вы прилетели. У нас не принято записывать знания. И не получается это. А ваши привезли сказки. Перевели их на наше письмо. Можно детям читать, — ответила Лава.
— Так может взять кого-нибудь из землян, сейчас много колонистов по стране бродит, и пусть они учебники пишут под диктовку. Или объясняют словами, что вы показываете, — предложила я.
— Идея неплохая. Надо подумать, как её реализовать, — ответила Лава. — А вы неплохо ладите. Я думала хуже.
— Почему? — спросила я.
— Так показалось вначале. Но, как говорят, ветер просто так людей сводить не будет…
Я долго не могла понять, что это было. Странный разговор и странная женщина, которая перевернула всё с ног на голову. Вывалила на нас кучу информации. Ещё нужно было отфильтровать эту информацию на стоящую или мусорную.
— Почему ты так сказала? — спросил Гарт.
— Что именно?
— Что уедешь со мной.
— А разве может быть иначе?
— Может. И ты знаешь, — ответил он.
Вечерний город напоминал улей. Люди торопились домой или из домов шли в сторону клуба откуда уже слышалась музыка. Мы проходили мимо центральной площади. Приятная мелодия, лучи заходящего солнца, брызги воды от фонтана, детский смех…
— Потанцуем? — предложила я. На губах Гарта появилась мягкая улыбка.
— Всегда к твоим услугам, — протягивая мне руку, согласился он.
Я всегда считала, что танцую плохо, но Гарт убеждал меня в обратном. Даже то, что я могла ему три раза за танец на ноги наступить, он казалось не замечал. В этот раз я не была такой неуклюжей, как обычно. Похоже я научилась с ним танцевать.
— Ты сегодня улыбаешься так, словно мечту поймала, — заметил он.
— Я радуюсь, что хоть сегодня не отдавила тебе ноги, — прошептала я. Гарт рассмеялся. — Ты всегда уверенно ведёшь.
— Отец говорил, что это хороший способ показать, как ты можешь вести по жизни свою подругу. Будешь спотыкаться на каждом шагу, так она может подумать, что и по жизни ты будешь спотыкаться.
— Никогда так не смотрела на танец.
— Правильно, ты ведь танцевать не умела. Так как могла о нем судить?
— Никак. Так же не могла судить и о любви, пока не полюбила.
— М… Это интересно, — прошептал он, довольно резко крутанув меня.
— Поосторожнее. Я могу потерять равновесие из-за живота. Перевесит ещё…
— Я тебя поймаю.
— Мне кажется ты порой слишком самоуверен.
— Есть немного, — не стал спорить Гарт. Музыка подошла к концу. Он взял меня за руку. Поцеловал кончики пальцев, как бы благодаря за танец.
Я заметила, что мы собрали вокруг себя целый кружок тех, кто наблюдал за представлением. Только какая разница? И пусть на их лицах читается недоумение. Пусть и дальше гадают почему мы вместе. Главное ведь то, что нам хорошо.
— Так что ты там про любовь говорила? — спросил меня Гарт, поднимаясь наверх. Я уже лежала в кровати и ждала его. Можно было бы и надеть рубашку. А то сейчас, при свете лампы, после душа он выглядел слишком соблазнительным.
— Ну, что не поймёшь что такое любовь, пока не полюбишь, — наблюдая за ним, ответила я.
— И как ты это поняла? — поглядывая в мою сторону спросил Гарт. Сам же достал пистолеты. Положил их на комод.
— Не знаю. Наверное, когда прошла страсть. Тогда стало понятно, что главное, а что нет. Тогда ушли и сомнения.