11-12 марта 1939 г. усилиями Германии была провозглашена «независимость» Словакии, правительство которой обратилось к Берлину за помощью. Президент Чехословакии Э. Гаха и министр иностранных дел Ф. Хвалковский были тут же вызваны в Берлин, где «попросили» Гитлера взять Чехословакию под свое «покровительство». 15 марта 1939 г. в нарушение Мюнхенского соглашения Германия оккупировала Чехию и Моравию, которые были объявлены «протекторатом» Германии. Такова была реальная цена «гарантий», данных усеченной Чехословакии участниками Мюнхенской конференции.
Советский Союз реагировал на эти события резко критически. В ноте правительства СССР правительству Германии от 18 марта 1939 г. говорилось, что оккупация Чехословакии и последующие действия Германии не могут не быть признаны произвольными, насильственными, агрессивными. По настоянию СССР вопрос о Чехословакии был включен в повестку дня сессии Ассамблеи Лиги Наций, но его обсуждение не состоялось.
Таков был бесславный итог Мюнхенской конференции. По существу, она явилась апогеем западной политики «умиротворения» Гитлера, своего рода прологом Второй мировой войны, окончательно развязав руки агрессору. Причем в результате мюнхенской сделки Германия заметно укрепила свои позиции, увеличила военно-промышленный потенциал.
Однако и в этих осложнившихся условиях руководство Советского Союза не теряло надежды организовать коллективный отпор гитлеровской экспансии. 17 апреля и 14 мая 1939 г. советская сторона предлагала Англии и Франции заключить пакт о взаимопомощи, согласно которому три державы гарантировали бы безопасность малых европейских государств, включая Прибалтику.
27 мая Англия и Франция направили советскому правительству свой проект соглашения, по которому тройственный пакт подчинялся процедуре Лиги Наций. Советский Союз отклонил это предложение и 2 июня вновь попытался убедить Лондон и Париж изменить те пункты их проектов, которые могли послужить провоцирующими моментами для нападения Германии на Прибалтику, а через нее — на СССР. Наркоминдел В. М. Молотов вручил в этот день послу Англии У. Сидсу и временному поверенному в делах Франции Ж. Пайяру советский проект тройственного пакта, составленный с учетом вышеуказанных соображений.
Лондон и Париж ответили лишь спустя две недели. Они по-прежнему отказывались немедленно помочь СССР, если он будет вовлечен в войну в случае агрессии против Латвии, Литвы или Финляндии. По целому ряду признаков явственно ощущалось, что Англия и Франция были не готовы к реальным согласованным с СССР шагам по противодействию надвигавшейся агрессии.
Параллельно с трехсторонними советско-англо-французскими переговорами советской стороной осуществлялись контакты с Берлином — сначала по торгово-экономическим, а затем и по политическим вопросам. Переговоры с Германией летом 1939 г. вела и Англия. Так, в июне сотрудник германского МИД Трот фон Зольц встречался с премьером Н. Чемберленом и министром иностранных дел Э. Галифаксом и обсуждал с ними вопросы мирного урегулирования проблем между двумя странами[40].
По мере нарастания военной угрозы многие прагматичные политики на Западе все более отчетливо сознавали, что никакая система коллективной безопасности в Европе не будет действенной без участия СССР. Характерно на этот счет высказывание того времени У. Черчилля в палате общин: «Я никак не могу понять — каковы возражения против заключения соглашения с Россией… Единственная цель союза — оказать сопротивление дальнейшим актам агрессии и защитить жертвы агрессии… Что плохого в этом простом предложении?»[41].
Однако Н. Чемберлен и Э. Даладье, у которых в тот момент была реальная власть в Лондоне и Париже, смотрели на эту проблему иначе, упорно надеясь договориться с Гитлером и явно не желая связывать себя обязательствами в сфере безопасности с Москвой.
К началу лета 1939 г. Германия наглядно обозначила ориентиры своей экспансионистской линии, захватив Чехию и литовскую Клайпеду, разорвав договор о ненападении с Польшей и предъявив к ней территориальные требования. Гитлер заявил о денонсации англо-германского морского соглашения 1935 г. и предъявил колониальные претензии Лондону и Парижу.
Италия захватила Албанию и заключила с Германией в мае 1939 г. широкое военно-политическое соглашение, известное как «Стальной пакт».
Япония развивала агрессивные действия на Дальнем Востоке: оккупировав обширные территории Китая, она в середине мая 1939 г. вторглась с помощью войск своего марионеточного государства Манчжоу-Го в пределы Монголии, где советско-монгольские войска под общим командованием Г. К. Жукова вынуждены были давать отпор интервентам.
В этих непростых условиях продолжались дипломатические усилия по согласованию взаимоприемлемого текста англо-франко-советского договора о взаимопомощи. Немало сложностей вызывало составление перечня стран, которым предполагалось предоставить поддержку в случае агрессии, определение понятий «прямая» и «косвенная» агрессия и т. д. В целом работа шла крайне медленно, оставляя впечатление отсутствия большой заинтересованности западных участников переговоров в их успешном завершении в сжатые сроки, как того требовала складывавшаяся обстановка. «Характер переговоров, в которых с советской стороны принимал участие глава правительства и нарком иностранных дел, а с англо-французской стороны дипломаты не самого высокого ранга, показывал, что правительства Великобритании и Франции не стремились к быстрому достижению действенного соглашения»[42]. Явная цель западных партнеров СССР по переговорам состояла в том, чтобы предотвратить или помешать сближению между Москвой и Берлином.
23 июля советская сторона предложила параллельно с политическими переговорами начать и военные. Однако и они, начавшись 12 августа (английской и французской военным делегациям потребовалось 17 дней для прибытия в Москву) не свидетельствовали о готовности западной стороны к результативной работе. По сути, они были изначально обречены на провал, если учесть, что главы английской и французской военных миссий прибыли без надлежащим образом оформленных полномочий на ведение переговоров и подписание военной конвенции, не имели конкретных планов военного сотрудничества трех держав. Все это контрастировало с четкими инструкциями, имевшимися у главы советской делегации наркома обороны СССР К. Е. Ворошилова.
Камнем преткновения на переговорах была проблема прохода советских войск через территории Польши и Румынии. От нее в значительной степени зависел исход переговоров. Однако решение так и не было найдено, и переговоры, по сути, зашли в тупик. Когда же 22 августа, после перерыва, делегации встретились вновь, обстановка изменилась.
В условиях надвигавшейся войны и очевидной неготовности Англии и Франции к договоренности с СССР о совместном отпоре агрессии в Москве было решено принять настойчиво продвигавшееся Германией предложение об улучшении отношений между двумя странами. Причем германские дипломаты не скрывали, что Берлин настроен идти на далекоидущие уступки пожеланиям Советского Союза.
15 августа посол Германии в Москве Шуленбург на встрече с В. М. Молотовым зачитал текст памятной записки, в которой, среди прочего, выражалась мысль о «возможности восстановления доброго взаимного сотрудничества» между двумя странами и ставился вопрос о приезде в этих целях в Москву «на короткое время» министра иностранных дел Германии Риббентропа.
Советская сторона вначале уклонилась от ответа, настаивая на скорейшем подписании с Германией торгово-кредитного соглашения. Такое соглашение было подписано 19 августа. Тем самым, первое условие Москвы для улучшения отношений с немцами было выполнено.
В Берлине же явно торопились с заключением политического соглашения. На то были свои причины. Как явствует из многочисленных документов, в Германии готовились к скорому нападению на Польшу и, соответственно, к войне с Англией и Францией, связанных с Варшавой гарантиями безопасности. Желая избежать войны на два фронта, германское руководство стремилось обезопасить себя на востоке и в этих целях добивалось соглашения с СССР. По оценке директора Института всеобщей истории РАН академика А. О. Чубарьяна, «немецкие представители были слишком заинтересованы в немедленном соглашении с Москвой и были хорошо осведомлены об ее беспокойстве за ситуацию в Восточной Европе и о старых «российских амбициях» в целом. Гитлер и его сподвижники всегда рассматривали Советский Союз как одного из главных стратегических противников. Но ради решения своей основной задачи — нейтрализации России в условиях подготовки войны с Францией и Англией и реализации германских планов в Европе в Берлине, очевидно, считали возможным идти на максимально большие уступки, в том числе и в территориальных вопросах, полагая, что в сравнительно недалеком будущем Германия вернет себе все то, что она отдаст в сферу влияния Советского Союза»[43].
40
Мировые войны XX века. В 4-х кн. М., 2002. Кн. 4 «Вторая мировая война. Документы и материалы». С. 66
43
Чубарьян А. О. Канун трагедии. Сталин и международный кризис. Сентябрь 1939 — июнь 1941 года. М.: Наука, 2008. С. 28