– Это что за повод такой, Кирочка? Вроде не Новый год и не Рождество. Да и до моего дня рождения еще месяц.
Кира быстро накрыла на стол, достала из комода графинчик с водкой.
– Ого, – удивился Самохин. – Ну, в таком случае, изволь меня подождать.
И он вышел из кухни.
А когда вернулся, Кира восторженно ахнула. Он был одет в парадный мундир. Медали, прикрепленные к кителю, гордо блестели и придавали посиделке особую торжественность.
– Ну милая барышня, раз банкет, значит банкет! – он попытался лихо козырнуть, но получилось плохо.
У Киры от жалости защемило сердце. Она тряхнула головой и ринулась разливать по стопкам водку, но Макар Евграфович гневно ее остановил:
– Это что такое? За столом что, мужчины нету? – и чуть трясущимися руками налил спиртное в рюмки.
– Тогда с меня тост, – Кира очень волновалась. У старика больное сердце и неизвестно, как он воспримет новость. – Дорогой Макар Евграфович. Я хочу выпить за то, что вы действительно не одиноки.
– Конечно, не одинок. У меня есть ты, Кирочка, – старик засмеялся дребезжащим смехом.
– Конечно, – растрогалась Кира. – Но скажите мне, пожалуйста, вам о чем-нибудь говорит название деревни Убибатьки? – спросила она, дождавшись, пока старик выпьет рюмку.
– Господи, конечно. Мы ее освобождали. Меня там ранило, я почти две недели в одной хате отлеживался. Мы подружились с ребятами из партизанского отряда, с Олесем, Устином, – у Самохина глаза подернулись влагой. – Как нас встречали, как любили! Мы же спасители, освободители. Они так настрадались. У них и фашисты были, и каратели, и власовцы. А потом еще завиноватили, что во время войны они оказались на временно оккупированной территории. Я помню, меня Олесь после войны нашел, жаловался, что в партию не берут из-за этого. А почему ты, дочка, про Убибатьки спросила?
– А романа у вас любовного там не было? – вопросом на вопрос ответила Кира.
– Романа, говоришь? – смутился Самохин и надолго задумался. – Романа не было, а любовь была. Короткая, но страстная и настоящая.
Он снова наполнил рюмки, выпил сам, немного помолчал и начал рассказ.
«Я уже сказал, что мы освобождали Белоруссию, шли через деревеньку Убибатьки. И там один из власовцев меня ранил. История моя не оригинальна. Выхаживала меня Катерина. Она постарше меня была. Красивая, гордая. Муж у нее в первые дни войны погиб. У нас такая любовь случилась! Потом я оклемался, догнал свою воинскую часть.
А в сорок пятом на Дальний Восток на войну отправился. Переписывались вначале, а потом потерялись. Я в сорок седьмом приехал в Убибатьки, но Катюша оттуда уехала. Куда, никто не знал. Так и потерялись. Я через пару лет женился, прожили с женой почти сорок лет. Детей у нас не было. Бог не дал. Наверное, за то, что жил без любви. Уважал жену, жалел ее, никогда не изменял, но сердце всегда принадлежало только Катюше».
– А я узнала, Макар Евграфович, что Катерина родила от вас дочку, – медленно проговорила Кира, внимательно наблюдая за стариком. Как бы ему плохо не стало!
Самохин схватился за край стола. Кира моментально взяла с полки пузырек, вытрясла из него таблетку, разжала старику губы и засунула лекарство в рот.
Через некоторое время по морщинистому лицу потекли слезы. Они текли и текли, зависали на подбородке, скапливались там и, когда достигали критической массы, срывались и капали на колени.
Наконец, старик постепенно успокоился, сходил в ванную комнату, умылся и снова вернулся на кухню.
– Моя дочь жива? Где она? – спросил Самохин.
– Я этого пока не знаю. Но одно очень хорошее детективное агентство обещало мне все разузнать, – Кира присела на корточки около Макара Евграфовича и положила голову ему на колени. – Но мне кажется, что жива. Ведь не просто так соцслужба говорит, что вы не одиноки.
Их идиллия была прервана звонком в дверь.
На пороге стояла комичная пара. Низенькая немолодая дама и такого же роста спутник. На ней был «романтический» наряд – белая кружевная юбка на белой подкладке, плотно обтягивающая ее полные бедра, белая блузка с жабо, белые туфли. В руках она держала кружевной белый зонтик. Мужчина, сопровождающий ее, был тоже в белом.
Но не это было смешным. Комизм заключался в следующем: у дамы было приятное интеллигентное лицо, напоминавшее Ларису Рубальскую. Партнер же ее имел совершенно бандитскую физиономию: свернутый на бок нос, невыразительные прозрачные глаза и, самое главное, взгляд – холодный, бесстрастный.
– Добрый день, – сказала дама недовольно. – А Макар Евграфович дома?
Не дожидаясь ответа, пара вошла в квартиру. Кира отступила в сторону.