– Я бы с удовольствием припал к твоей груди, но надо ехать, – подмигнув, он похлопал себя по карманам и с сомнением в голосе поинтересовался: – Как думаешь, моя машина всё ещё стоит возле твоего клуба?
– А куда она оттуда может деться? Конечно, стоит, – в сохранности его транспортного средства я не сомневалась от слова совсем. Охраняемая стоянка, камеры и просто ответственная охрана.
– И у меня, глядя на тебя, стоит, – он радостно заржал, считая, что отвесил просто гениальную остроту, но, не дождавшись от меня восторженной реакции, стушевался. – Не оригинально, да?
– Ну, что ты, очень даже оригинально. Никогда подобного не слышала, – я хохотнула и добавила, глядя на часы. – Если подождешь пятнадцать минут, то я выполню вчерашнее своё обещание и доставлю тебя прямо к клубу.
– Пятнадцать минут для меня сейчас непозволительная роскошь. Ведь, благодаря тебе, мне не удастся отправиться в путь сразу, придется заехать переодеться, – держась за дверную ручку уже открытой двери, он выразительно посмотрел на свой пресс, который не скрывали полы, порванной мной, рубашки. – И не забудь отдать бабке кактус.
Я улыбнулась и даже помахала ручкой на прощание, но стоило только закрыть за ним дверь, с облегчением выдохнула. Проскользнув в ванну, я открыла горячую воду и, брызнув в неё разных масел, села на бортик в ожидании, когда воды наберется достаточно.
Я думала. С особой тщательностью взвешивая каждую мысль. И когда подобная перезагрузка со мной происходит, то начинаю саму себя бояться, потому что, обычно, такие раздумья не приводят меня ни к чему хорошему. Итак, Вася. Шикарное тело, не менее шикарный секс с этим телом, его умение обращаться с женщиной, хозяйственный опять же, в общем и целом – не мужик, а сплошное достоинство, но… его получилось слишком много. То ли я ещё не готова впустить мужчину в своё личное пространство так надолго, то ли мужчина не тот. К тому же есть в нём что-то настораживающее. И я сейчас не о звонке, когда с телефоном надо скрыться в ванной. Взгляд, жесты – чувство, что со мной играют в карты.
– И вроде всё достаточно пи… прекрасно, но всё равно какая-то фигня, как говаривал кто-то умный, – я набрала в лёгкие воздух и залезла с головой под уже остывшую воду.
Стоило только вынырнуть, как взгляд наткнулся на часы в коридоре – когда дверь в ванную открыта, их прекрасно видно – и я чуть не захлебнулась водой, пытаясь быстро подняться. Как итог – залитый водой пол, разлитое молочко для тела и оторванная шторка. Я бы, может, и не торопилась, вот только фабриканты пообещали с утра прислать своих работников, чтобы не откладывать перетяжку столов в дальний ящик. Едва-едва подсушив волосы феном, быстро накрасила ресницы, влезла в привычные брюки, тунику и балетки, я выскочила из квартиры, но не забыла прихватить кактус. Позвонила в соседнюю дверь, и пока ждала, чтобы мне открыли, успела закрыть свою. Как только морщинистое лицо с вострыми глазками под массивными очками и с упрямо сжатыми губами появилось в проеме, я рванула на себя дверь, чуть не выдернув бабу Веру из квартиры как репку, и всучила ей кактус.
– Баб Вера, доброго утречка! Я вам кактус принесла! Почти как тот, что вы вчера бросили в Берёзкина, только лучше! – всё это я на неё вывалила на одном дыхании и улыбаясь так, словно передо мной, по меньшей мере, королева Англии.
Старушка опешила и, стараясь удержать горшок с колючкой, выронила какое-то металлическое подобие мухобойки – не иначе как планировала от меня отбиваться – и громко ойкнула. Когда я уже сбегала по лестнице, до меня донёсся её звонкий голос:
– Из него Берёзкин как из меня Клинтон! Фашист он, Шурка! А ты таки вертихвостка!
Хорошая она всё-таки бабка, надо к ней как-нибудь на чай напроситься, торт куплю. Хоть сплетни местные послушаю. Если она, конечно, станет их вертихвостке рассказывать. Посмеиваясь, я подошла к своей машине и уже открыла дверцу, как кое-что привлекло моё внимание. Все четыре колеса моего Хаммера были спущены.
– Твою ж мать, – машину мою в городе знает, подозреваю, каждая собака. Пацанята провожают Хаммер с нескрываемым восторгом в глазах, женщины – с завистью, а мужики, поджав губы и презрительно сплёвывая, как только он появляется в поле зрения.