— Будьте благоразумны, Баку, Сумгаит, — упрашивал В. Гладышев, чрезвычайный эмиссар ЦК КПСС, на партийном активе. — Ведите себя смирно!
Бросают в глотки растревоженного Баку и неспокойного сиротливого Сумгаита почти вдоволь яиц, молока, мяса, колбасы. Надолго ли? Пройдут месяцы — два, три, четыре — и прилавки магазинов вновь опустеют. Москва не захочет поделиться. Хлеб не просят и его надлежит вырвать в борьбе.
Демонстрации в Баку и Сумгаите — майские зарницы? Придет ли вслед за ними жаркое лето? И вспомнят ли о них спустя десять лет? А может быть и не поверят. Как не верят студенту Азербайджанского индустриального института Н. Хазаряну, которого 12 дней морили голодом и избивали и подвалах Сумгаитской милиции, выпытывая, кто руководил бунтовщиками?
…Сейчас, когда июньское солнце приступило к обязанностям кочегара, Ахундов сплевывает в носовой платок и вытирает им мокрый от пота лоб. Ахундов представляет себя академиком. А почему бы и нет? Академиками становятся профессора. Он уже профессор…
Попыхивая ароматной кубинской сигарой, видит себя застенчивым худеньким мальчиком, отвечающим на вопрос школьного учителя — кем он хочет стать.
— Русским…
Усмехнулся довольный. Находчивым был. Понимал, однако, — это выход для фантазии отчаявшегося от национальной несправедливости ребенка, но не выход в паспортной России.
Много ездил по стране Ахундов, но не встретилось ему уголка, где бы не существовало дискриминации, рекламируемые права «нацменов» — жалкая кость, брошенная «младшим братьям».
Вспомнил злую шутку Кунаева: я первый казах в Политбюро ЦК КПСС и… последний.
Не потому ли «малые» народы столь нетерпимы к другим национальностям в собственных республиках — ущербное самолюбие ищет выхода и самоутверждения. «Живое чувство справедливости, — размышлял Ахундов, — находит себя в национальном экстремизме.» Так оно и есть. И в этом всегдашняя беда «мышления наоборот». Оно ничего не может поделать с прорехами и изъянами навязанных ему насильственно абстрактно-справедливых нормативов и само выворачивает их наизнанку.
«Что ни говори, Гусман прав. К черту все!» Он и на этот раз оказался дальновиднее других: когда в Политбюро ЦК КПСС не разрешили ему, Искендерову и Алиханову баллотироваться в академики АН Азербайджана — вот куда дотянулись интриги! — Ахундов встретился с Брежневым.
Перед Ахундовым было много возможностей, он предпочел ту, ради которой стоило жертвовать положением, — стать действительным членом Академии Наук, но не республиканской, естественно. В нее «выбираются» одним росчерком его же пера, и быть и ней не велика честь.
Ахундов уж видел себя, деятельного, динамичного, — надо только немного отдохнуть и полечиться — секретарем отделения микробиологии Академии Наук СССР. А почему не вице-президентом? — И тогда можно с покойно умереть. Зачем умереть? — жить. Академик — это, кажется, по-французски бессмертный»…
Прошлое не дает никакой опоры, не предлагает целей, надо жить мгновением. И долгожданное мгновение наступило: престарелый, выживший из ума президент АН Азербайджана Р.Исмаилов провалился на выборах в Союзную Академию. Какой удар но престижу республики и какая необыкновенная возможность спасти, восстановить престиж! Оставить опостылевшее секретарство и заменить Исмаилова!
Убедить Брежнева не стоило труда, в мае 1969 года Ахундов был «избран» в действительные члены АН Азербайджана. Простая формальность. И вот через несколько дней, на пленуме ЦК Азербайджана, Ахундов в соответствии с собственным желанием (действительно по собственной просьбе, придется смириться — иной дороги нет) станет президентом Академии Наук Азербайджана. А там всего лишь шаг до большой Академии.
Ахундов думал: «А может быть, добавить "В связи с укреплением научной работы?" Да — так лучше. Надо подсказать». Он все оговорил с Брежневым. Вместо него назначат Амирова. Слабоват. Но есть хватка, и предан ему. Представил разочарование Искендерова и Алиханова — они-то, дураки, думают: пробьет их час? Ничего — проголосуют послушными овцами. На пленуме будет сам Кириленко. Кстати, почему Кириленко все еще не сообщил о дате выезда? Вроде бы пора. А что если позвонить? Не стоит. Сейчас самое важное — не терять самообладания. Легко сказать — «не терять»! Ахундов взял таблетку триоксозина, запил содовой. Сморщился: не простое дело — самому себя снимать.
…В мутном небе, покрытом копотью, сворачивался день. Дома стали тяжелыми, мрачными. Ахундов закончил рабочий день и спустился к машине. Не думал больше ни о чем, быстрее за город, на море! По дороге лишь однажды мелькнула тревожная мысль: где это пропадает Алиев, почему его не было на аэродроме? Встречали президента Сирии. Должен был быть — председатель КГБ…