Возраст - Не для прозы.
Тогда я и встретил ее - Асю. Мы учились в одном университете. Она на историческом факультете, я на филологическом. Она - отличница, я - драматург. С прозой было покончено. Ефим намеревался изучать сцену, утомляя журналистику. Однако сыграли мы свадьбу не по-настоящему. Во всем виноват Гоголь. Асе досталась роль Агафьи Тихоновой, мне - Подколесина. Случилось так, что пьесу мы играли в честь Декана, который женился. Решено было Гоголя переписать. В итоге Подколесин и Агафья - супружеская пара, никакого «оне-с выпрыгнули в окошко...» и так далее.
Мы и расстались на сцене. Одно хорошо - любили мы друг для друга. Но непременно Ася звала меня человеком ужасным, ссылаясь на товарища Бродского[1]:
Разбегались с арены клоуны.
Исчезали униформисты.
Бормоча:
- Надо быть безголовым,
чтоб дождаться иллюзиониста.
Этот парень в цилиндре блестящем,
окруженный всегда ассистентками,
непременно посадит в ящик,
в тесный ящик с фанерными стенками.
Чтобы втиснулся, сложит втрое.
Потеряешь сознанье от ужаса.
Будь уверен: ящик откроют,
но тебя в нем не обнаружится.
Или выйдешь (лицо землистое)...
Я часто поминаю ее, и иллюзия эта дороже мне всего на свете.
В день своего рождения - 15 ноября - Липский устроил «квартирник», куда были приглашены Антон Юсупов, Ефим Кощей (утверждавший, что это его настоящая фамилия), Иван Ауг, Маришка Талль и я. На столе водка, под столом бульдог, зовут Черныш, но не от цвета, а от Чернышевского. У Липского так всегда, животные предпочтительнее Homo sapiens’а, однако имена у них человеческие, что говорит о любви Григория к философии.
Молчаливый доселе Антон принялся тостовать, выудив с блюдца самую крупную рыбешку, однако в которой имелось больше всего косточек:
- Ну, с Богом! - говорил он.
- Тоже мне фигура религиозная. - недовольно отвечала Маришка. На ней была коричневая юбка, и выглядела она в ней прекрасно, чего не скажешь об Иване Ауге.
Иван Ауг пришел в гости с книгой. И книга та была непростая - его. Вдруг он начал цитировать оттуда лучшие строки:
- Хотел казаться человеком, но вышла Яичница.
- Тоже мне литература. - восклицала девушка. - Уж лучше пить.
- Это по Гоголю! - защищался Ауг. - Был такой персонаж - «Яичница», экзекутор.
- Экзе... кто? - не понимала Талль.
- Ма! - вставил Ефим (тот, что Бессмертный).
- Чувствуется, - шептал Иван. - будто университеты для вас - не университеты вовсе, а так. Книги - великое достояние образованного человека. Не знать Гоголя... - Иван протянул гулкое «у-у-у-у».
- Книгами сыт не будешь! - Маришка выпила за четверых.
- Деньгами тоже. - отвечал, вконец разочарованный, Ауге.
- Я деньги меняю на жрачку. Факт. - это Кощей.
- А литературу, судя по всему, на безыдейность, вакуум. - это Иван, начал заливать.
- Ты пей-пей. - учил Фима. - Чем больше пьем - тем меньше, пардон, плачем.
- Вы стесняетесь чувствовать? - интересовалась Маришка.
- Мужчины не плачут. - отвечал Кощей.
- Вся Россия в слезах! - наконец ожил Липский. - Больше того, в слезах евреев. Еще немного, и нас ждет очередной потоп.
- Если оборудуют ковчег, - это я. - бог идиш на душу положит. Разговаривать придется аки евреи.
- Ну что вы, - отозвался Фима. - русскому басурманин по колено. Что есть - того не отнять. Еже живем!
- А если война? - предполагал Липский. - Эмигранты устроят бунт.
- Давно пора! - кричала Маришка. - Завтра же эмигрирую! У меня суженый во Франции, агукают Солженициным, потому что живет на архипелаге - Молен, Ируаз.
- Ничего не понимаю. - заливал Фима. - Ируаз, Молен. Латыши какие-нибудь.
- Словаки! - уверенно добавлял Иван, окосев.
- Эмиграция, - тостовал Кощей. - Русского человека портит! У нас страна коммунистическая, людьми дорожить нужно!
- Создадим партию! - предлагал Липский. - Партию несогласных!
- Ишь чего. - Талль возбудилась. - Несогласных пристреливают.
- А согласных что?
- А согласные, - учил Иван. - не имеют формантной группы. То есть, общность человеческая, что стадо, живут под дудочку и умрут под дудочку. Организуются колебания ротового резонатора, то есть движет ими партийность, чины.
- Ничего не понимаю. - гнул свое Фима. - Однако я «за».
- Что и требовалось доказать. - подчеркивал Иван.
К вечеру танцевали все. Явился Логовинский с собакой, друг Фимы. Бульдог Черныш вышел из-под стола - знакомиться. Овчарка была навеселе, как и ее хозяин - норовила изгадить трюмо. Изгадила:
- Факен крейзи! - ругался Логовинский. - Бич факен крейзи.
- Никак английскому выучился! - удивлялся Ефим.
- Однако здравствуйте! - Логовинский сделал паузу. - Хай май олд френд!