Об изменении под влиянием процесса массовых настроений много писалось в комментариях советской печати к процессу. Так, «Известия» опубликовали резолюцию колхозного митинга, в которой говорилось: «Теперь известно, почему у нас падали кони и рогатый скот» [210].
Помимо внутриполитических целей, процесс преследовал далеко идущие цели внешнеполитического характера.
XIV
Внешнеполитические цели московских процессов
Начиная с 1933 года, международное положение Советского Союза стало быстро укрепляться. В западной печати часто появлялись суждения типа: «Кремль держит в своих руках судьбы Европы», «Сталин сделался международным арбитром». Такого рода оценки исходили из констатации двух объективных факторов: обострения антагонизмов между крупнейшими капиталистическими державами и усиления индустриальной и военной мощи СССР.
В этих условиях московские процессы призваны были служить не только обману советского и зарубежного общественного мнения. Они выполняли важные внешнеполитические функции, сигнализируя о том, кого на данном этапе Кремль рассматривает в качестве союзников, а кого — в качестве врагов. В лихорадочной обстановке 30-х годов, когда правительство любой капиталистической державы опасалось оказаться перед лицом военного союза СССР с другими государствами, «признания» подсудимых об их шпионских связях призваны были свидетельствовать об изменениях во внешнеполитических ориентациях советского правительства. А поскольку дипломатические комбинации в эти годы непрерывно менялись, менялось и содержание обвинений, особенно в части, касавшейся пораженческой и шпионской деятельности сверхзаговорщика Троцкого. Правительства капиталистических стран не спешили с опровержениями этих обвинений. Это объяснялось прежде всего тем, что они рассматривали Троцкого в качестве более опасного противника, чем Сталин, поскольку законно видели в нём будущего вождя международной революции, возможность которой на всём протяжении 30-х годов стояла на повестке дня. Даже в августе 1939 года, в момент разрыва дипломатических отношений между Германией и Францией, французский посол Кулондр заявил Гитлеру, что в случае новой мировой войны «действительным победителем» может оказаться Троцкий, на что Гитлер ответил: «Я [это] знаю» [211].
После первых выступлений Троцкого за рубежом советская печать называла его не иначе, как «мистер Троцкий». 8 марта 1929 года в «Правде» была помещена пространная статья, в которой утверждалось, что Троцкий своими статьями оказывает услугу Черчиллю и Уолл-Стриту.
В период обострения отношений с Польшей «Правда» напечатала фальшивый документ, призванный убедить читателей в том, что Троцкий является союзником польского диктатора Пилсудского [212]. Спустя два года советские правящие круги стали вынашивать планы установления советско-польского союза. В 1933 году по поручению Сталина Радек направился в Польшу, где был торжественно принят Пилсудским и выступил с заявлением о наступлении дружеских отношений между Советским Союзом и Польшей как «двумя странами, вышедшими из революции». После этого упоминания о сотрудничестве Троцкого с Пилсудским исчезли со страниц советской печати.
До 1933 года Германия числилась в друзьях Советского Союза, а главным врагом СССР считалась Франция. Поэтому на процессах по делу «Промпартии» (1930 г.) и «Союзного бюро меньшевиков» (1931 г.) подсудимые обвинялись в сговоре с французским правительством как центром враждебных интриг против Советского Союза. Когда в июле 1933 года Троцкий прибыл во Францию, «Юманите» немедленно объявила: «Из Франции, этого антисоветского очага, Троцкий будет атаковать СССР — здесь стратегический пункт, и вот почему сюда прибывает господин Троцкий».