Буржуазная печать в своих оценках великой чистки отвечала двояким образом на вопрос, укрепил или ослабил этой чисткой Сталин своё господство. С одной стороны, бросавшиеся в глаза подлоги московских процессов подталкивали к выводу о том, что сама необходимость прибегать к судебным фальсификациям свидетельствует о слабости сталинского режима. С другой стороны, многие аккредитованные в Москве иностранные журналисты помогали Сталину обманывать общественное мнение Запада, заявляя, что в результате расправы с оппозицией и строптивыми генералами сталинское руководство стало более сильным и могущественным, чем когда бы то ни было.
На процессе присутствовало немало иностранных наблюдателей, в том числе представителей зарубежных коммунистических партий, которые, возвратившись на родину, убеждали общественность своих стран в юридической безупречности процесса. Аналогичную функцию выполнял английский лейборист Притт, доверие к свидетельствам которого прибавляло то обстоятельство, что недавно он председательствовал на контрпроцессе по делу о поджоге рейхстага, организованном в Лондоне немецким коммунистом Мюнценбергом. «Первое, что произвело большое впечатление на меня как английского юриста,— писал Притт,— было свободное и непринужденное поведение заключённых. Все они хорошо выглядели… Судебный приговор и прокурор Советского Союза снискали себе добрую славу в крупных державах современного мира».
На удочку организаторов процесса попался и посол США в СССР Дэвис, который в дни суда писал своей дочери: «Процесс показал все элементарные слабости и пороки человеческой природы — личное тщеславие самого худшего образца. Стали явными нити заговора, который чуть было не привёл к свержению существующего правительства» [243]. Дэвис не ограничился изложением впечатлений о процессе своим близким. Он направлял подробные отчёты государственному секретарю США Хэллу, а во время поездки в Англию поделился своими соображениями с Черчиллем, после чего последний заявил, что Дэвис «открыл ему совершенно новый взгляд на обстановку». О своих московских впечатлениях Дэвис написал книгу, по которой в США был снят фильм «Миссия в Москву», в значительной части посвящённый московским процессам.
В отличие от Дэвиса и Притта, большинство людей на Западе, знавших положение в СССР и личности главных подсудимых, испытали сильный шок. Швейцарский писатель Петер Вайс, автор пьесы «Изгнание Троцкого», в книге «Эстетика сопротивления» вспоминал, что многие бойцы Интернациональных бригад в Испании воспринимали московские процессы как фантасмагорию и мучительно размышляли над причинами признаний обвиняемых. Не веря в эти признания, они пытались отыскать в них потайной смысл. «Если Бухарин признает, что выступал с критическими клеветническими речами против партийного руководства,— говорили некоторые из них,— то он хочет привлечь внимание к альтернативе, которую он представляет, тем самым, он противопоставляет большевизм нынешней партийной структуре» [244].
Ромен Роллан, направлявший безрезультатные письма Сталину об освобождении арестованных, в дни процесса писал французскому писателю-коммунисту Ж. Р. Блоку: «Московский процесс для меня — терзание… Резонанс этого события во всём мире, и особенно во Франции и в Америке, будет катастрофическим. Не думают ли лучшие друзья СССР, что надо было бы самым быстрым способом отправить советским властям письмо (закрытое, не предназначенное для печати), заклинающее их подумать о том, какие плачевные последствия для Народного фронта, для сотрудничества коммунистической и социалистической партий, для совместной защиты Испании будет иметь решение, приговаривающее осуждённых к смертной казни? Именно в данный момент, когда ФКП делает всё возможное, чтобы установить объединённый фронт трудящихся разных идейных тенденций, все усилия рискуют быть перечёркнутыми вследствие того морального отзвука, который получит такой приговор. А ведь, наверное, возможно (и было бы нужно) заменить его ссылкой, которая обезвредит осуждённых без того, чтобы возбуждать общественное мнение,— оно и так глубоко смущено» [245].