И как будет организована работа по тендеру?
А что…?
А где…?
А когда…?
А этим занимательным вопросам мы посвятим отдельное совещание, режу я, и мои ретивые подчинённые затыкаются. Вадим, ты ко мне в кабинет через пятнадцать минут. Нет, лучше через двадцать… А с вами, уважаемая Наталья Борисовна, мы поговорим прямо сейчас. Разворачиваюсь на каблуке и, приказывая себе «держать» лицо, устремляюсь к своему кабинету».
«Доигралась. Сейчас он меня укусит. Или удавит. Или по стене размажет. Мысли в моей голове проносятся вскачь, пока я вприпрыжку следую за Васильевым. Шагает он размашисто, мышцы спины под белой рубашкой зловеще напряглись, но при этом Александр Владимирович каким-то чудом ухитряется вежливо, хотя и коротко, отвечать на приветствия сотрудников, встретившихся ему в коридоре. Добежав до стеклянной двери с безликой табличкой «200» (очевидно, это номер его кабинета, соображаю я), Васильев распахивает дверь и ждёт, пока я, заплетая ногу за ногу, вползу в его личный периметр. Переступив через порог, оглядываюсь: два широких стола, стоящие буквой «т», увенчаны аккуратной стопкой белой бумаги. Два низких шкафа из тёмного дерева, полки которых заставлены только чёрными папками. Пустая вешалка. Огромное, чёрное кожаное кресло с развешанным на его спинке пиджаком. Компьютерный монитор на подставке и ноутбук. Настенный календарь с красным квадратиком, отмечающим даты. Никаких постеров на стене, никаких безделушек на столе, никаких фотографий с семьёй одним словом, атмосфера закрытого клуба для джентльменов.
Это вы мне назло? звучит на удивление ровный голос, которому вторит щелчок замка в двери.
Простите, а что я не так сделала? Поднимаю глаза на Васильева и моментально теряю весь свой боевой задор, потому что в ответ из чёрных зрачков на меня выплёскивается дикое пламя ярости. С учётом того, что лицо обычно выдержанного начальника сейчас перекошено до маски «ненависть», а губы, и без того тонкие, сжаты до ломаной линии, впечатление воистину устрашающее. Вздрогнув, я отступаю в безопасный угол между шкафом и вешалкой. Васильев приближается ко мне, а я чувствую струйку холодного пота, предательски скользнувшую между лопатками.
В чём дело? Стараюсь говорить спокойно, хотя безмятежность это последнее, что я сейчас ощущаю.
Когда вы познакомились с Тарасовым? Васильев явно пытается контролировать себя.
Месяц назад, я как раз собиралась уходить из «Микрософт». Он к нам на конференцию приезжал, ну и я… защищаюсь я, но разъярённый Александр Владимирович сейчас меня просто не слышит.
Когда вы собирались сказать мне, что вы приложили руку к тендеру?
Но я думала, вы это знаете. Тарасов…
Когда вы планировали сказать мне, что именно вы навели Тарасова на мысль о заводе в Калуге?
Но я думала, что Вячеслав Андреевич сам проинформировал вас!
И какого чёрта вы рассказали об этом на совещании сразу всем, а не с глазу на глаз мне, на собеседовании? Вы вообще понимаете, что вы сделали?
Александр Владимирович, я же предупреждала вас, как буду организовывать свою работу!
Что?! Растеряв последние остатки самообладания, Васильев разгоняет руку и вдруг бьёт открытой ладонью по стене, рядом с моим ухом, отчего я буквально подпрыгиваю на месте. Я здесь хозяин! Я, а не вы! И пока это так, то мне решать, что и когда вы будете говорить и делать. Это понятно?
Ладно, хорошо, растерявшись от такого напора, киваю я.
Васильев медленно сворачивает ладонь в кулак. Его взгляд быстро скользит по моему лицу и отчего-то скатывается к моим губам, ещё шевелящимся в нелепых извинениях. Я неловко перевожу взгляд на его рот. Секунда и в глазах мужчины что-то неуловимо меняется. Теперь он смотрит на меня так, точно пытается понять, что у меня внутри. Словно он меня трогает. Ощущение настолько реальное, что я невольно сглатываю. Васильев поднимает глаза и ловит мои зрачки в ловушку двух синих сфер. Наклоняется ближе, продолжая внимательно рассматривать меня. Напряжение нарастает, и я ничего не могу поделать я подаюсь к мужчине, как это бывает, когда ты просишь и ждёшь поцелуя.
«Господи, да я же хочу его!», мелькает догадка в моей голове, и я холодею от ужаса, потому что это правда. Мои глаза в страхе мечутся по мужскому лицу: «Неужели он догадался?».
Васильев прищуривается, и в его глазах появляется нет, не желание, а холодное любопытство. От страха, что он раскусил меня, мои ноги подгибаются, а ногти скрюченных пальцев ищут опору и, за неимением лучшего, царапают серую стену кабинета.
Хватит! не выдержав его взгляда, прошу я.