Редкий ребенок в Вилларике мог отказать себе в запретном удовольствии понаблюдать за большим домом, где — как шептались взрослые — происходили такие ужасные вещи. Но, удовлетворив любопытство, они редко туда возвращались. А вырастая, старались держаться как можно дальше от высоких медных ворот.
— Ну вот, — сказала Мария. — Выпусти меня.
Педро затормозил, нахмурился и предостерегающе положил руку на ее запястье.
— Ты уверена, что хочешь туда войти?
— Да. — Ее голос был так тонок, что она заставила себя повторить потверже: — Да. Пожалуйста.
Он отпустил ее.
— Тогда я подожду тебя здесь.
— Но...
— Даже не пытайся спорить.
— Хорошо. Спасибо тебе, кузен.
Она заставила себя открыть дверь, покинуть безопасное убежище «Пежо» и встать перед воротами. Снаружи воздух был раскаленным, словно в топке, густым и влажным от предчувствия дождя. Она больше не чувствовала себя замужней двадцативосьмилетней женщиной. Она вновь была юной, девственной и неопытной девочкой, стоявшей перед лицом жесткой неумолимой силы, и она была испугана.
Створки ворот были украшены чеканным изображением извилистых лоз, усыпанных золотыми колокольчиками. Ворота были в два раза выше человеческого роста.
Сторожка была пуста, и нигде не было видно колокола или звонка, чтобы вызвать привратника. Мария робко толкнула правую створку, и она с металлическим шепотом распахнулась на смазанных петлях.
Теперь она увидела дом. Он неясно вырисовывался вдали сквозь знойное марево: двухэтажное кирпичное здание с белоколонной галереей по второму этажу. Газон перед домом был зелен, безупречно подстрижен и пуст. Звенели цикады. Садовника нигде не было видно.
Мария шагнула одной ногой за ворота. Колени у нее подгибались, и она не была уверена, что сумеет в одиночку добраться до дома. Она оглянулась на машину, такую синюю и надежную. Педро стоял возле «Пежо», скрестив руки, и смотрел на нее. Он кивнул, и она сделала еще шаг. Потом еще.
Ворота захлопнулись с высоким медным звуком, и Мария подпрыгнула. Иди вперед, сказала она себе. Иди!
Гравий под ее ногами хищно хрустел. Она прошла мимо аккуратной живой изгороди из джакаранды с огромными пурпурными соцветиями и розовых кустов, усыпанных желтыми цветами. Приближаясь к дому, она заметила, как вьюнок с колокольчиками обвивает колонны балкона, рубиновый на белом.
Даже тени на белом алебастре отливали красным. Цветы были красивы, даже слишком красивы, нереальны в своей безупречности, словно алые рты, жаждущие прошептать ужасную тайну в раскаленной тишине. Мария с трудом передвигалась по дорожке, ее дыхание заглушало цокот саранчи и хруст гравия.
Массивную дубовую дверь дома никто не охранял. Как странно, подумала Мария. Где же люди — люди в униформе, с ружьями, в блестящих черных сапогах, — которые, как она ожидала, прогонят ее прочь или станут обращаться с ней еще хуже, гораздо хуже?
Она подошла к двери, взялась за изогнутый молоточек в виде львиной головы с разинутой пастью и опустила его блестящую медную пластину. Он произвел ужасный шум, напоминающий барабанную дробь. Несомненно, любой игрок и контрабандист, каждая проститутка и каждый арестант отсюда до Асунсьона услышал этот стук молотка, услышал, как колотится сердце Марии о ребра, и подивился этим звукам.
Эхо затихло. Никто не вышел.
Она еще раз постучала. И еще раз. Страх начал понемногу таять, она взялась за ручку двери; ручка повернулась, и дверь распахнулась так быстро и мягко, что Мария чуть не упала в прихожую. Дверь захлопнулась — бум! Она оказалась в темноте. Внутри. В доме Генерала.
Солнечный свет просвечивал красными пятнами сквозь тяжелые темные занавеси, но был не в силах проникнуть дальше и осветить помещение. Мария сглотнула.
— Хелло? Есть кто-нибудь?
Дом, казалось, проглотил ее голос, переварив его вместе с эхом.
— Хелло?
Подожди. Что это?
Звук? Да, ботинки, ступающие по мягкому ковру. Приближающиеся шаги. Некто, крадущийся к ней, словно убийца, с какой целью? Ладони Марии оставили потные следы на гладкой деревянной панели у нее за спиной.
Крадущиеся шаги приблизились.
— ...Чего тебе надо?..
Хриплый шепот и дуновение леденящего ветра заставили Марию отпрыгнуть в сторону. Ее голос был похож на вопль, не совсем, но близко к тому.
— Кто вы? Покажитесь.
— Но ведь это ты незваный гость, — откликнулся голос. — Тебя сюда не приглашали. Скажи мне, прохожий, кто ты.
— Я Мария Вера. Мой муж Карлос здесь.
— Откуда ты знаешь?
— Мне сказали. Люди видели.
— Ты боишься, Мария Вера?
— Да.
— Подойди ко мне. Вверх по лестнице. Ты найдешь меня в игорном зале у камина.
— Но я не вижу... Темно...
Над головой вспыхнула лампочка в матовом стеклянном шаре, облив ее алмазным светом. С шипением зажглась еще одна и еще, освещая огромный коридор. Коридор, в котором она была совершенно одна.
Комнаты вдоль коридора были затянуты туманом и тонули в темноте. Как она ни старалась, как ни выгибала шею и ни скашивала глаза, Марии не удалось разглядеть ничего за пределами освещенного для нее прохода, убегающего вверх по убранной ковром лестнице.
Плюшевый красный ковер с восточным орнаментом был закреплен медными стержнями, привернутыми к ступенькам. Каждый стержень отсвечивал короткой вспышкой, когда Мария переступала через него, словно она сама была источником света.
«Я в доме Генерала, — думала она. — В доме, откуда никто не возвращался. Всю жизнь я слышала передаваемые шепотом истории об этом месте и его хозяине. О том, кто он такой. Что он делает. Но верила ли я в них? Верила ли до этого дня?»
Воздух становился холоднее, руки покрылись гусиной кожей. Кровь бешено мчалась по жилам. Ей пришлось схватиться за перила, чтобы не дать себе повернуться и броситься вниз по лестнице, к двери.
«Карлос, — подумала она. — Я иду, чтобы увидеться с Карлосом. Карлос. Карлос. Разыскать его и привести домой». Это был напев, молитвенное Песнопение, не дававшее угаснуть ее мужеству, заставляющее двигаться дальше, вверх, вверх, со ступеньки на ступеньку. Она повернулась на лестничной площадке и медленно взобралась на второй этаж. Все вокруг притихло, притаилось. Ожидало.
— Сюда.
Хриплый шепот заставил ее содрогнуться.
Она толкнула резную раскрашенную дверь, и перед ней открылась огромная богатая комната. Казалось, она раскинулась на весь второй этаж дома. Почти всю комнату занимал громадный полированный стол из красного дерева, покрытый тончайшим зеленым сукном, которое крепилось к поверхности перламутровыми гвоздиками.
Стены были отделаны богатыми панелями из красно-коричневого дерева, украшенного причудливой резьбой, которая ловила свет и отражала его под странными углами. В канделябрах мерцали свечи, и Марии почудилось, что стены движутся, вращаясь вместе с отраженным светом.
Она вытянула руку, чтобы обрести равновесие, и коснулась резной рамы, покрытой толстым слоем позолоты. Над картиной висела пара скрещенных шпаг: травленые узоры на лезвиях, рукоятки инкрустированы золотом и перламутром. На картине была изображена группа военных в нарядной униформе начала девятнадцатого века с тонкокостными благородными лицами.
Трое из них были знакомы Марии. Да, конечно, это был бессмертный Симон Боливар со своими темными глазами и стремительной фигурой. Рядом храбрый Хосе де Сан-Мартин, а возле него блестящий Антонио де Сюкре. Великие люди страны, исторические фигуры из далекого прошлого. Она узнала все эти имена и лица в школе, когда была ребенком. Но вот четвертый человек. Кто это такой? Длинный нос, темные разбойничьи глаза.
Мария задрожала и отвела глаза от свирепого холодного лица.
В дальнем конце комнаты в камине плясало бешеное пламя, хотя тепла от него не прибавлялось. За окнами, наклонными и освинцованными, была глубокая ночь. Она могла разглядеть полную луну, которая оставляла за собой голубую дорожку, поднимаясь по небосклону.