Голос Генерала прервал их разговор, и, пока он говорил, все другие разговоры вокруг стихли.
— Сеньора, вы оскорбили честь этого дома.
Ярость захлестнула Марию.
— А мне плевать. Вы мне не докажете, что не подтасовываете карты. Почему никто никогда от вас не возвращается? Потому что они всегда проигрывают.
— Может, хочешь поспорить на это?
— Нет, — сказала Мария. Но внезапно ее озарила идея. — Однако я не отказалась бы сыграть с вами, Генерал. При одном условии.
Генерал оскалил в усмешке белые зубы, напоминающие острые перламутровые ножи.
— Каком же? — спросил он.
— Если я выиграю, вы позволите мне и моему мужу уйти.
— А если проиграешь?
Мария глубоко вздохнула.
— Тогда с нами все будет так же, как с остальными. Мы оба останемся.
— Вдвоем или никак? Мне это не очень выгодно, — сказал Генерал. — Но почему бы нет? Да, я люблю интересные пари.
Карлос вырвался из ее объятий и повернулся к столу. Генерал поднял бокал, наполненный красной жидкостью, и протянул ему.
— Выпей, Карлос. Чтобы закрепить нашу сделку.
Мария печально смотрела, как муж принял бокал и в два глотка осушил густое красное вино. Генерал одобрительно кивнул.
— Видишь? Твой муж выпил со мной, Мария. Почему бы и тебе не выпить?
Вместо ответа Мария отвернулась в поисках хоть каких-нибудь признаков дружелюбия и поддержки в этой переполненной комнате. Но те, кто не следил непосредственно за их пари с Генералом, сосредоточились на картах, костях или ближайшем представителе противоположного пола. Их лица были закрыты от нее. Она осталась одна.
Женщины с алебастровой кожей, похожие на длинноногих ведьм в красных шелковых платьях, смотрели на нее сквозь дымные тени. Их глаза были темны, словно ночь.
Возле них мужчины покачивались в ритм движениям крупье, сдававших карты или бросавших кости. Странная музыка обволакивала комнату, сливаясь с ритмом игры. Она звучала, как маленькие колокольчики, или пение монахов, или как нечто, чего Марии еще не приходилось слышать.
Она расправила плечи и взглянула в лицо Генералу.
— Я пришла сюда не пить, — сказала она.
— Тогда играй, — ответил он. — Во что будем играть? Безик? Калабрия?
— Я знаю только одну игру — рубикон, — сказала она. — Меня ей научила бабушка.
— Пусть будет рубикон, — смеясь, сказал Генерал.
Слуга подвинул кресло, затянутое красным бархатом. Она села, выпрямив спину, как солдат, и стала ждать, пока высокий бледный человек с зализанными волосами и тоненькими усиками сдаст ей карты.
— Дамы вперед, — сказал Генерал.
Она пошла осторожно, открыв двойное «деречо»: две девятки, две четверки.
Генерал положил свои карты, развернув их свободным и насмешливым движением.
Мария смотрела с ужасом. Там была дама пик, которую особенно трудно побить. Но она заставила себя оставаться спокойной.
— Три карты, — сказала она, возвращая две.
Крупье сдал ей тройку и две двойки, и Марии стало немного легче. С этими картами она могла построить «паука», единственную приемлемую защиту.
Генерал взял четыре карты. Он некоторое время смотрел на них, слегка нахмурясь, затем положил пару десяток к ее группе двоек и троек.
— Я вырвал твоему «пауку» клыки, — сказал он.
В следующий раз ей достались неважные карты, и, как позволяли правила, она вернула их крупье, пропустив ход. Теперь Генералу пришлось играть против самого себя.
Генерал послал ей короткий восхищенный салют.
— Очень хорошо, — сказал он. — Твоя бабушка была хорошей учительницей.
Хотя ему тоже можно было пропустить ход, но Марии показалось, что он был слишком горд для этого и поэтому принял вызов.
Он взял новые карты и, кивнув, положил бубнового валета, червонного валета и две пятерки. «Виенто» — сильный ход, способный очистить стол.
Игры за другими столами прекратились, так же как и все прочие шумы, кроме музыки, которая неистово кружилась по замершей комнате, поддерживаемая ритмом фонтана. Молчаливые и угрюмые, гости собрались вокруг, пристально следя за игрой. Даже Карлос неподвижно стоял возле Марии.
Она сыграла «бандарилью» — все тузы и валеты — смелый, острый ход.
Генерал ответил «парадой» — нейтральные четверки и шестерки.
В следующий раз ей достались очень хорошие карты. Почти с триумфом она положила тройку, пятерку, семерку и девятку червей. «Касакоразон». Зачастую подобный ход оказывался выигрышным.
Генерал криво улыбнулся, признавая ее удачу, и медленно, очень медленно, положил свой ответ.
Король. Валет. Туз. Все пики.
«Эль Диабло».
Мария в смятении смотрела на карты. Ей не приходилось видеть, чтобы кто-нибудь побил такой набор карт. Но она только сказала: «Я возьму еще одну».
Генерал следил за ней, как кошка следит за мышью.
— Только одну? — спросил он.
Она кивнула.
Карта скользнула к ней — голубая рубашка по зеленому сукну.
Она перевернула ее, посмотрела, и сердце ее упало до колен. Тройка треф. Невозможная, бесполезная карта. Она проигрывала. Карты были заколдованы, и через них она потеряет свою душу. Мужество ее таяло. В отчаянии она потянулась к кубку, который слуга поставил возле ее локтя. Густое красное вино играло, словно океанские волны на закате.
Слабый крик раздался в безмолвии, раз, потом еще. Какое-то животное, заблудившееся в ночи? Она не обратила на него внимания и поднесла бокал к губам.
И вновь тоскливый звук.
Мария окаменела. Это было не животное. Это был автомобильный гудок. Педро.
Неужели он пытался докричаться до нее? Напомнить, что он ее не покинет? Но что, если он пойдет ее искать? А за ним и Хоакин, и другие. Вскоре здесь окажется целый городок, и все они будут пить и проигрывать души за генеральским столом.
В комнате потемнело, и бокал в руке налился свинцом. Он заглянула в него, в красную жидкость, и увидела не море, но бурлящую кровь ее страны, жаждущую, чтобы ее выпили.
Нет. Даже ради Карлоса она не выпьет кровавой чаши в доме Генерала.
— Оставайся в аду! — крикнула она и оттолкнула бокал с такой силой, что тот опрокинулся, забрызгав вином ее юбку, Карлоса и Генерала. Одежда покрылась яркими красными пятнами.
— Ты чокнутая сука! — сказал Карлос. — Что ты наделала?
Она посмотрела на него.
— Слабак! Ты ничтожество. Ты никогда ни о чем не заботился, кроме карт. Я была дурой, что пошла сюда за тобой. — Она отшатнулась и нечаянно столкнула со стола канделябр.
Время замедлилось до ритма биения ее сердца, почти различимого в этой огромной комнате. Она смотрела, как пламя взбежало по расшитой скатерти, заплясало на зеленом сукне, побежало по креслам, гобеленам и даже одежде генеральских гостей. Сама Мария так и не почувствовала ни жара, ни боли. Тем не менее все остальные кричали так, словно их жгли заживо. Только Генерал неподвижно сидел, не обращая внимания на суматоху.
Даже Карлоса пожирало пламя. Он горел, словно факел, судорожно корчась, сбивая пламя с волос и дико крича. Мария бросилась к нему, безуспешно пытаясь затушить огонь.
Он затих в ее объятиях, словно дитя. «Мария?» — прошептал он. На мгновение его глаза прояснились, сияя. Но пламя потухло, жизнь иссякла, и среди разгоравшегося пламени Мария увидела, что держит в руках обгорелый скелет.
— Карлос!
— Нет, нет, Мария, где ты?
Музыка оборвалась. По комнатам засвистел ледяной ветер, он раздувал огонь, рвал волосы Марии и ее платье. Понемногу огни погасли. Лишь ледяное пламя горело, разрасталось, пожирало все вокруг.
Кирпич не горит. Но из него получаются отличные печки. Тревога поднялась слишком поздно, а дом Генерала был слишком далеко от городка, от машин, лестниц и шлангов.
Дом Генерала пылал, пока не прогорели балки, поддерживающие верхний этаж. Он обрушился, разрушив первый. Перила большой лестницы упали и рассыпались по полу горящими головешками.
Даже крыша исчезла. В конце концов остались лишь кирпичные стены, почерневшие и закопченые, а белые колонны лежали рядом, словно выбитые зубы.
Лишь к утру коробка дома остыла настолько, что можно было пробраться через пепел и обгоревшую древесину. На рассвете Педро, наполовину обезумевший от усталости и страха, бродил по дымящимся развалинам.