Говоря коротко, эти условия сводились к тому, чтобы другие фракции (и в первую голову фракция голосовцев, т. е. меньшевиков, издающих и поддерживающих «Голос Социал-Демократа») выполнили лояльно, т. е. честно и до конца свой долг, именно (1) борьбу с ликвидаторством и отзовизмом, которые признаны в единогласно принятой резолюции пленума проявлением буржуазного влияния на пролетариат, и (2) распущение своих фракций”.
Целый год большевики ждали. Выяснилось, что меньшевики “осваивали бюджет” и вели свою деятельность.
“А с тех пор, как в двух основных и главных фракциях, наложивших свой отпечаток на всю историю рабочего движения во время революции и даже более того: на всю историю революции в России, стало нарастать, в силу изменения объективных условий, сближение на работе, сближение в понимании этих объективных условий, — никакие усилия интриганов, желающих подорвать это сближение или вызвать недоверие к нему, не смогут остановить начавшегося процесса”.
Ленин рассчитывал, что объединившись они вместе спасут партию.
“ЦК, который должен был приглашать Михаилов, Романов и Юриев на основании «обещаний», данных пленуму, усердно занимался этой благодарной и достойной революционера работой приглашения в партию тех, кто смеётся над ней и продолжает вредить ей, но за год так и не успел никого «пригласить»”.
За целый год ЦК ничего не проверил, не проконтролировал. Хорошо жили, однако!
— Видно, как трудно становилась партия. Ленин старался собирать все имеющиеся силы, пусть они даже меньшевики — если они готовы работать на пользу движению, то всех их собирать. Критерием было — способствуют они просвещению рабочего класса или нет? Сдают позиции буржуазии или нет? Ленин всё время думал, как собирать, собирать и собирать. К апрелю 1917 года большевистская партия насчитывала 80 тысяч членов. Это возможно, когда из маленьких озерков и ручейков собирается большой поток, поток революционной партии. Этому надо учиться и нам, несмотря на всякие разногласия и трудности. Надо собирать те силы, которые за возвращение социализма. Силы эти разные: одни более революционные, другие — менее. И если этой работой не заниматься (а это и есть партийная работа), то само собой, стихийно происходит только одно: эксплуатация усиливается, ярмо на шее рабочего класса утяжеляется.
— “Понятно, что играть эту роль одураченных мы, как представители большевистского течения, не можем. Выждав целый год, сделав всё возможное для разъяснения антипартийности вперёдовцев, голосовцев и Троцкого со страниц ЦО, мы не можем брать на себя ответственности перед партией за учреждения, которые заняты «приглашением» ликвидаторов и отпиской «по делам» вперёдовцев. Мы хотим не склоки, а работы”.
— Ирония истории в том, что совсем недавно из Рабочей партии России исключили ряд товарищей за отказ придерживаться принципа руководящей роли рабочих в партии. При голосовании должно быть большинство рабочих. И вот товарищи, которых исключили, тут же образовали группу “Вперёд”. Я думаю, они не читали Ленина, иначе назвались бы как-то иначе. А так они себя прямо обозначают, как те, от кого освободилась партия большевиков. Всё повторяется.
— В Москве есть станция метро Бабушкинская. Тут у Ленина есть некролог “Иван Васильевич Бабушкин”, о его жизни, о том, как он погиб. Хочу немного процитировать.
“Есть люди, которые сочинили и распространяют басню о том, что Российская социал-демократическая рабочая партия есть партия «интеллигентская», что рабочие от неё оторваны, что рабочие в России — социал-демократы без социал-демократии, что так было в особенности до революции и в значительной мере во время революции”.
Как и сегодня нам рассказывают байки про революцию.
“А такие народные герои есть. Это люди, подобные Бабушкину. Это люди, которые не год и не два, а целые 10 лет перед революцией посвятили себя целиком борьбе за освобождение рабочего класса… Всё, что отвоёвано было у царского самодержавия, отвоёвано исключительно борьбой масс, руководимых такими людьми, как Бабушкин”.
Следующий материал “Герои «Оговорочки»”.
“Только что полученная нами десятая книжка журнала г. Потресова и К°, «Нашей Зари», даёт такие поразительные образчики беззаботности, а вернее: беспринципности в оценке Льва Толстого, на которых необходимо немедленно, хотя бы и вкратце, остановиться”.