— Будя врать-то! Скажи проще: перетрусили, мошенники! В самый важный момент оплошали! — рявкнул на него Силантий.
— Мы бы не оплошали, если бы вы нас не подвели. Зачем не сказали, что у этого чертова трактора двойная стража? Пионеры какие-то! А их набежала туча, орут, в дудки дудят… Мы про таких сроду и не слыхали. Тут бы на вас, чертей, на самих напала медвежья болезнь! — отругивались бандиты.
— Бабы вы, ежели детишек напугались. А чего же вы не застрелили Кочеткова, стрелять разучились, что ли?
Продырявили бы его в этой суматохе. Аи промахнулись спьяну?
— Я не промахнулся бы, — сказал бандит в облезлой кожаной куртке. — Мне набат под руку ударил… Не терплю набатов, с тех пор как под набатный звон мужики пришли имение громить… И как это вдруг раздалось: бум-бум… рука у меня дрогнула. Целился в лоб, попал чуть-чуть выше… ну и вскользь по черепу пуля прошла!
— А я попал! — сказал Кривой. — Только не в Кочеткова, а в какого-то парнишку, выскочил вдруг, как чертенок из бутылки, и загородил собой Кочеткова.
— Эх вы, тетери, и поджечь сарая как следует не смогли!
— Да мы подожгли. Сарай сгорел, разве ты не видел, обгорелые столбы торчат.
— А какой из этого толк, ежели трактор не сгорел?
— Его ребятишки успели выкатить. Кочетков командовал, они катили, вихорные…
— А чего же вы их не постреляли?
— Народ побежал! Они ведь не втихую работали, барабан какой-то во всю мочь бил, труба тревогу играла.
Аж мороз по коже, — поежился кривой бандит. — Ну и вспомнил я, как, бывало, нас конница Котовского под такие трели рубила… Спасу нет… Бежали от нее лучшие полки конной гвардии Антонова.
— Ну, а чего же вы не убежали, вы на это мастера, бывшие антоновцы?!
— Мы бы убежали, твоя старуха нас подвела! Ведьма!
— Как это старуха подвела?
— А так, дожидалась она на берегу, караулила лодку.
И тут вдруг ночью, в темноте откуда-то черти вынесли почтарей из Устья. Ткнулись они рядом с нашей лодкой.
Гребцы какую-то посылку в школу понесли. А главный почтарь остался с кожаными баулами. Старуха стала его прогонять, а он, старик сердитый, не отплывает. Старуха и ну отталкивать его лодку. А он оттолкнул ее лодку. Заспорили они, чуть не в драку, а лодки-то у них и отплыли.
— Подбежали мы — туда-сюда, весла на берегу, а лодок нету… Ну, заметались по берегу. А набат гудит, а народ так и бежит… Кто с оглоблей, кто с вилами…
— И переловили вас, дураков! — буркнул Силантий Алдохин.
— И опять из-за вас — какой-то батрачонок, говорят, в набат бил!
— Мало чего болтают. Зачем ему за гольтепу стараться? Он мной обласкан и прикормлен!
— Ой, сват, — вспомнив своего батрака, проговорил Никишка, — слыхал я, что с Кочетковым на тракторе Макарка-то раскатывался. Плохая на них надежа!
Силан только крякнул с досады и заявил:
— А вы бы живыми в руки не давались! А то ишь, переловили, как перепелок, и без кожаного мешка!
При словах о кожаном мешке кузнец-сторож, слушавший перебранку, бухнул кулаком в дверь амбара:
— Да перестаньте вы собачиться, надоели!
Агей не мог равнодушно вспомнить, как его засунули в кожаный мешок. Он был так зол на бандитов, что взялся их караулить, вооружившись тяжелым молотком.
— Второй раз меня не обманут! — грозил он. — Я их живьем не выпущу!
С ним вместе караулил и дед Кирьян, с забинтованной мокрым полотенцем головой. От его роскошной бороды остался один жалкий кусок. Борода сгорела: он тоже не мог простить бандитам, как они его, сонного, оглушили.
— Ну, ты напади честно, сцепись грудь с грудью, тут бы я еще показал старую солдатскую хватку. А сонного бить — это же последняя на свете пакость!
А еще больше огорчала его спаленная борода:
— Вот анчутки — живого человека вздумали огнем опалить. Это надо же?
Караулили арестантов еще человек десять вооруженных чем попало мужиков.
Все негодовали на бандитов, в особенности за тяжкое ранение Сережки, бывшего Урвана.
— Да нешто можно в малых детей из обрезов палить?
Это что же — так они оставят нас без ребят? А без детей какое может быть будущее? Это же наша надежда, наследники завоеванного революцией. Расстрелять бандитов!
Все сходились на том, что кулацкую шайку нужно уничтожить до конца.
Бандиты понимали, что дело их кончено. А Силактий Алдохин все ругал их, как наниматель-хозяин нерадивых батраков.
— Да ладно тебе, замолчи, — обозлился Родион Кулюшкин, — чего теперь собачиться, всем нам решка!
— Как это всем? — тихо сказал Никишха Салин, у которого за время спора возник хитрый план. — Мне, например, может еще выпасть орел. Я же ни в чем не замешан, а взят по подозрению. И только! Доставят нас властям, начнут творить суд, и меня первого прокурор выпустит. Да из арестантов в свидетели переведет. И я даже могу за вас похлопотать…