– Отпустить его я не могу, – ответил он жестко. – Этот человек пытался убить тебя. Неужели ты не понимаешь этого?
Девушка бросила взгляд на Хорста и снова посмотрела на Клоса.
– Я чувствую себя виноватой, Ганс. Ведь это из-за меня Артур… – Голос ее снова задрожал.
«Наивная мелодрама. Она принимает меня за сентиментального простака!» – усмехнулся он и предложил:
– Тогда сама позвони в гестапо…
– Ганс, – прошептала Лиза, – есть такой обычай – нельзя отказывать в просьбе накануне рождества.
– Прекрасно. Ну допустим, я отпущу этого человека, но где гарантия, что он снова не придет к тебе, когда меня здесь уже не будет?
– Не приду, – пообещал Хорст. – Очень сожалею теперь, что хотел убить фрейлейн Шмидт. Она совсем не такая, как я думал раньше. Артур ошибался…
«Перестал верить своему руководителю, – подумал Клос. – Видимо, Хорст порядочный человек. А Лиза? В одном я пока убедился: она великолепная актриса».
– Хорошо, – согласился обер-лейтенант. – Может быть, я неправильно поступаю, но не могу отказать тебе в просьбе, Лиза. Вы свободны, Хорст Кушке. Документы? Оружие? Нет, не протягивайте руку, не получите, во всяком случае, сейчас. – Заглянув в паспорт, он прочитал адрес. – Теперь я знаю, где вы живете. Прошу вас не выходить из дому, а я за ночь подумаю, что с вами дальше делать. И не вздумайте, Кушке, бежать из города.
За Хорстом закрылась дверь. Клос и Лиза остались вдвоем. Он наполнил рюмки вином, сел на диван и закрыл глаза. Разведчик был измучен. Минувшую ночь не спал, целый день бегал по Вроцлаву, а теперь еще это…
– Благодарю тебя, Ганс, – сказала Лиза, прижавшись к нему.
Как Клос хотел, чтобы Лиза была обыкновенной девушкой, никем больше, только девушкой, с которой он мог бы провести время!
– А тот рождественский обычай, – тихо сказал он, – не немецкий обычай, Лиззи.
– Прошу тебя, Ганс, не говори больше об этом, – шепотом произнесла Лиза. – Так хочется забыть обо всем…
Клосу очень хотелось бы верить, что Лиза искренна с ним хотя бы в эту минуту… Он выключил свет. Еще успел подумать, что ночью Лиза проверит карманы его мундира, чтобы убедиться, кто же такой в действительности Ганс Клос…
6
В семь утра город был еще погружен во мрак. Хауптштурмфюрер Поллер, который в этот раз позволил себе спать только четыре часа, приказал вызвать из следственного отдела полиции офицера Крипке. Поллер действовал быстро, не теряя ни секунды. Что-то непонятное волновало его, и это волнение требовало от Поллера необычной концентрации внимания. Он обладал интуицией, в которую слепо верил, и потому был убежден, что не допустит ошибки в задуманной операции.
– Прошу доложить, господин Крипке, как это было, – потребовал Поллер, когда в дверях появился упитанный офицер – один из тех старых полицейских служак, которые не были особенно уверены в себе, но имели собачий нюх. И сразу же добавил: – Благодарю за своевременное донесение в гестапо. Обещаю повышение по службе.
Полицейский расплылся в заискивающей улыбке.
– Мы почувствовали трупный запах, – начал он. – Это было в полдень. Осмотревшись, обнаружили труп мужчины в железнодорожной форме. У него был ужасный вид. Видимо, его сбросили с Лессингсбрюке прямо на волнорез. Но не это послужило причиной его смерти. Он был убит выстрелом в затылок с близкого расстояния. – Крипке взял сигару, предложенную ему Поллером. – В его кармане было двести марок, порядочная сумма… Паспорта он не имел, но при нем оказалось, служебное удостоверение на имя Хорста Кушке, – закончил Крипке.
Поллер взял в руки удостоверение и посмотрел на фотографию:
– Уточнили личность?
– Так точно, – подтвердил полицейский – Несомненно, это Хорст Кушке.
Хауптштурмфюрер молча дымил сигарой. Он должен был сопоставить факты. Эсэсовец был взволнован и зол, но сдерживался.
– Оставьте это мне, – сказал Поллер, указывая на удостоверение Кушке. – И пришлите материалы следствия. Делом об убийстве Хорста Кушке займется гестапо. Вы свободны, господин Крипке.
Поллер позвонил дежурному офицеру и приказал подать машину.
Люди толпились на трамвайных остановках. На Кайзербрюке машина с трудом пробилась через трамвайный затор.
Поллер посмотрел с моста на панораму города и вспомнил вдруг о листовках, которые перехватило гестапо. Они распространялись среди иностранных рабочих. «Вроцлав был и будет польским» – гласили листовки. Поллер о злостью стиснул зубы: «Негодяи! Этому никогда не бывать!»
Машина остановилась у подъезда старого каменного дома На четвертом этаже Поллер громко постучал в дверь, на которой виднелась металлическая табличка с надписью: «Хорст Кушке». Дверь открыла бледная, убитая горем женщина, с опухшими от слез и недосыпания глазами. Поллер едва посмотрел на нее. Он знал о ней все или почти все от своего агента.