Настя потом долго над ним куражилась.
- Смотрю, бегает и бегает на огород. Думаю, с чего бы это? Девчонкам своим наказала: с папки глаз не спускать. Они и высмотрели, что он теплые кирпичи с печки таскает и под улей сует. Да с оглядкой все делает, украдкой. Такую конспирацию развел, подпольщик хренов! Я заглянула и обомлела. Это ж надо такое придумать?
Феде потом удалось все-таки урвать бутылку. Настя отжалела.
- На, а то, смотрю, заскучал, как черт на покаянье.
Он сидел на крыльце и горько жаловался Кольке и вертевшемуся тут же коту Барсику, которые сочувствовали ему, как могли.
- Нет в жизни счастья! Бьешся, как ...ер о мерзлую кочку. Хуже скотины рабочей пашешь, и ни выпить, ни закусить с устатку. Питался бы я, как наша корова Зорька, одной травой, накосил бы себе стог сена и - порядок, ни от какой власти не зависишь, в магазин ходить не надо. А тут... Я на своем горбу эту флягу пер. И что? Теперь Настенка, как нужда, месяц зудеть будет...
Эти воспоминания заставили Николая грустно улыбнуться. Нет, его дядька был не просто любитель выпить, у него своя философия была. Жил он, как и большинство односельчан, бесхитростно, весь на виду.
Подойдя к пруду, Николай увидел, что на берегу стоит мужик и кричит, повернувшись к воде.
Николай прислушался.
- Гы, гы, га-а, - донеслось до него.
Странный человек продолжал бессвязно орать и размахивать руками. Подойдя поближе, Николай увидел, что он одет в какую-то хламиду в заплатках. Седая всклокоченная грива давно не стриженных волос была небрежно откинута назад.
"Что он делает здесь?" - мелькнула мысль. И в ту же секунду Николай узнал нелепо одетого старика. Это был Гришка, сын Пимена. Он звал домой гусей, потому и орал, и махал руками.
Николай остановился как вкопанный. Малыш, до того не подававший голоса, залаял.
Гришка, заслышав собачий лай, обернулся. Страшная гримаса перекосила его лицо.
- Гы-ы! - громко заорал он и затрясся.
Малыш ощетинился и зарычал.
- Стоять! - приказал собаке Николай и взял её за ошейник.
Пес стал выраваться из рук.
Гришка вдруг пригнулся и бросился бежать прочь.
Николай смотрел ему вслед со странным чувством. Тяжело видеть близко такой страшный недуг. Сейчас он опять как будто прикоснулся к прошлому. Оно было здесь, совсем рядом, но ни понять, ни разгадать его ему не под силу.
Когда узнал от бабки Матрены, что Гришка находится в Степаниках, подумал, что надо бы встретиться с ним. Зачем? Он и сам не знал. Наверное, чтобы ещё раз своими глазами убедиться: ни от Мани, ни от Гришки узнать ничего нельзя.
И ещё с одним человеком из бывшей деревни Ежовка хотел повидаться Николай. С Мишкой Шатуном. Когда услышал, что Шатун в Степаники переселился, сразу решил, что, не встретившись с бывшим пастухом, отсюда не уедет. Только торопиться с разговором не надо. Вернется завтра Вера из города, ясно станет: есть ли вообще смысл в таком разговоре?..
Глава 18
Ленька Сычов злился на папашу: и чего старый таится, чего изображает?.. Сказал бы прямо, так, мол, и так, а то одни недомолвочки да намеки. Легко сказать, последи за гостем Доронькиных. Здесь не город, все на виду.
Он открыл калитку и зашагал к батькиной избе. Машинально оглядывал двор: хорошее хозяйство, справное. Такое, что на два века хватит. Старый Сыч, может, и проживет два века. Крепкий мужик, излишеств себе не позволяет, не то что он, Ленька. У отца одно хозяйство на уме, да ещё - сколько в кубышку запрятал. Дурак, обругал себя Лоскут, он - законный наследник, ему все достанется.
Рядом с верандой незаметно притулилась собачья будка, в которой проживал Полкан. Пес, как и большинство сидящих на цепи собак, отличался на редкость злобным характером. А уж хитер был, бестия!.. Другого такого поискать. Заслышав, как открывается калитка, он, минуту назад гревшийся на солнышке, мгновенно скрывался в будке. И ждал. Привязан Полкан был очень толково: длины его цепи лишь немного не хватало до противоположной изгороди.
Те, кто навещали Сыча, знали, что по дорожке ходить ни в коем случае нельзя, надо держаться поближе к забору.
- Полкаш, Полкаша, - окликали его.
Он не подавал признаков жизни. Но стоило сделать лишний шаг, как пес выскакивал из будки, как черт из табакерки. Зубастая пасть щелкала в полуметре, норовя цапнуть. Посетитель, как ошпаренный, отскакивал к забору и костерил подлую собаку.
- До кондрашки меня, паразит, чуть не довел, - жаловалась соседка Сыча. И главное, молчком все, тишком, а у меня руки-ноги затряслись. Убери ты, Егор, своего дракона, не ровен час, загрызет кого.
- Зато всякое жулье мой дом десятой дорогой обходит, - резонно возражал Сыч.
- Это точно, - вздыхала соседка, но к Егору лишний раз старалась не ходить.
Полкан и на дочку Леньки набрасывался, но она приспособилась. Быстро-быстро пробегала опасное место, держась поближе к забору, пока зверюга не очухался, и, стоя на веранде, показывала язык.
К младшему Сычу пес относился по-разному. Иногда пропускал, не гавкнув, а иногда появлялся из будки и глухо ворчал.
Сейчас, задумавшись, Леонид шел по дорожке, вымощенной красными кирпичами.
Полкан метнулся к нему и сбил с ног.
- А, твою мать! - заорал, опрокидываясь, Ленька и пнул его милицейским сапогом. - С-скотина! Я тебе...
Полкан, ворча и гремя цепью, полез в будку.
- Чего не поделили? - раздался голос Егора.
- Ну, батя, совсем псина озверел. На своих кидается.
- В горницу иди, нечего на улице орать.
Леонид, насупившись, сидел напротив отца.
- Дома он сидит. Первые два дня, как приехал, все где-то мотался, гулял по окрестностям. Природой нашей очень восхищался. Вчера с почты вернулся и больше никуда не высовывался.
- Сами Доронькины чем заняты?
- Как обычно. Васька по хозяйству вертится, дел по горло. Жаловался, вроде два борова приболели, Валя к ветеринару бегала.
- Значит, гость нынче дома сидит. Как его звать-то?
- Константин.
- И долго гостить собирается?
- Не говорят. Ксения с почты у Валентины спрашивала. Та плечами пожала, сказала, что Славик скоро пожалует.
- Вот как?
Егор заскреб затылок.
- А Колька Першин?
- Этот в Степаниках. У родственицы Веры Пчелкиной отдыхает, у бабки Матрены.
- Тоже никуда не выходит?
- Непонятно. Сама Пчелкина сегодня первым автобусом в город укатила, Першин у Матрены остался. Похоже, у него другой интерес. - Ленька подмигнул отцу. - По женской линии.
- У голодной куме одно на уме, - буркнул Сыч. - У тебя все интересы вокруг этого самого вертятся.
- Ну, батя, ты не прав.
Сыч раздумывал недолго.
- Вот что, голубь, заводи-ка ты свой драндулет, в Ежовку смотаемся. Там проехать-то можно будет?
- C коляской, наверное, сложно, почва влажная.
- Так отцепи, поедем без коляски.
Пока Ленька возился с мотоциклом, Сыч старательно запирал дом. Подойдя к будке, кинул кость Полкану.
- За хозяина остаешься.
Пес, гремя цепью, одним глазом косил в сторону Леньки, не забыл пинок сапогом.
- Только тебя зверюга и слушается. Никого не признает.
- И правильно делает. Вот помру, будешь тогда без меня командовать.
До бывшей Ежовки они добрались быстро. Лишь в одном месте пришлось с мотоцикла слезать.
- Жалко было отсюда переезжать? - вдруг спросил Ленька.
- Чего о пустом жалеть? Здесь я был Егорка Сыч, сынок немецкого пособника, а в Родоманове - Егор Проклович Сычов, самостоятельный хозяин, который никому не кланяется. Народу в центральной усадьбе много, про всех не упомнишь, кто пособник, кто герой. А нынче и вовсе - как вы говорите, демократия. Я, правда, и без этой самой демократии всю жизнь прожил, не тужил.
- Не, батя, будь помоложе, ох, и развернулся бы ты при нонешних порядках!
В глазах Егора мелькнула странная усмешка, словно он жалел о чем.