— О знамени. Пусть оно будет у тебя, Петр Сергеевич. Помимо общей для всех задачи, у тебя будет своя, особая: вынести его к нашим… Бери.
Начальник штаба взял снятое с древка полотнище, разделся, обмотал его вокруг тела, надел рубашку.
— Об этом не должен знать никто, — предупредил командир.
В шесть утра группа выступила. Через час она достигла большой лесной поляны с одиноко стоящим сараем на берегу реки Вопец. Здесь раньше находился крестьянский хутор, владелец которого мирно распахивал землю, косил луг, не подозревая о том, что его делянка превратится в место ожесточенного боя.
«Тов. Васильев вступил в бой. В этом бою не было слышно отдельных выстрелов, лес был наполнен сплошным гулом. Противник потерял только убитыми более 80 человек. Трижды был ранен Васильев, но руководство боем не оставил». Эти строчки официального донесения в штаб фронта в нескольких словах объясняют все.
Однако отбросить эсэсовцев не удалось. Пришлось занять оборону. Иссякли боеприпасы, на исходе были последние продукты. Таяли силы партизан. В этой крайне напряженной обстановке партизанский центр принимает решение: рассредоточившись, прорвать оборону врага, выйти из блокируемого леса. Главное — сохранить людей.
Отряд разделился на несколько групп. Направление движения на Барановский лес к северу от Вадинского массива.
Сумерки окутывают лес. Фашисты боятся темноты и до рассвета прекращают движение. Лишь автоматные очереди да одиночные выстрелы нарушают тишину. Ракеты полосуют ночное небо, вырывая из мрака деревья.
Последние слова прощанья. Сформированы группы прорыва. Группа Горских идет цепочкой. Шменкель — сзади, недалеко от Филиппова.
Поднялась пурга. Она наметает сугробы, хоронит под ними извилистые зимники. Идти становится все тяжелее. Но партизаны не сетуют: в этом снежном хороводе — спасение. Без единого выстрела прошли они линию охранения, другую…
Еще несколько часов. Пересекли овражистую равнину. Кустарник. Люди устали, многие в изнеможении падают. Идти дальше нельзя. Придется здесь ночевать, замаскировавшись и зарывшись в снег.
Проснувшись утром, не верят глазам: леса нет.
Они находятся в ольховой поросли, заполнившей лощину между двумя деревнями. Не надо и бинокля, чтобы увидеть, как много серо-зеленых шинелей там, на обоих пригорках.
Весь день провели партизаны, лежа в снегу, почти без движения. Ночью снялись, ушли подальше от опасного места. Шли все вместе, ободряя друг друга, поддерживая ослабевших. И вдруг на самых подступах к Барановскому лесу напоролись на большую колонну фашистов. После ожесточенной перестрелки партизанам удалось пересечь дорогу.
Наконец достигнут намеченный район. Собрались вместе разрозненные группы.
— А где Шменкель? — спросил у партизан командир группы Горских.
Кто-то вспомнил:
— Он прикрывал группу. Наверно, погиб.
— Скорее всего замерз, он ведь к нашей зиме непривычный.
Оба пулеметчика — Фриц Шменкель и его второй номер пропали без вести. О них уже стали говорить, как о погибших. Те, кто пережил эту суровую блокаду, знали, что стоило на тридцатиградусном морозе пробыть даже один день, поэтому особых иллюзий на этот счет никто не питал…
…Но Шменкель с товарищем не погибли.
До полной темноты они оставались на своей позиции у пулемета.
— Ваня, — полушепотом позвал Шменкеля Михаил, когда стихли последние выстрелы, — где ты?
— Здесь я.
— Давай-ка определим, где мы находимся?
Из-за леса лишь виден небольшой кусок неба. Луна еще не взошла, звезды светятся особенно ярко.
— Без Медведицы не найти, — сокрушается Михаил, — надо отыскать полянку, чтобы кругозор был шире.
Шли с четверть часа, пока не расступились деревья.
— Вот она, Большая Медведица, смотри Ваня! — Михаил рукой разрезает над головой воздух. — Вот по этим двум крайним звездам от ковша прочерти прямую линию и прямо наткнешься на хвост Малой Медведицы. Это и есть Полярная звезда.
— Норд, — коротко бросает Шменкель.
— Да, норд. Там он. — Михаил становится лицом на север. — Стало быть, Барановский лес в этой стороне. Туда мы и пойдем…
Длинным и изнурительным был этот путь. Обрадовались, когда ноги почувствовали твердь укатанного полозьями снега… А мороз злился, крепчал.
— Миша, — обращается Шменкель к товарищу, — надо отдыхать.
— Опасная эта штука, Ваня! — замедляет шаг второй номер. — Стоит сесть и не встанешь больше. Лучше пойдем потише, немножко остынем.
Фриц перекладывает пулемет на другое плечо и идет за Михаилом.