Теперь уже стали колотить в окно. С такой силой, что затрещала рама и зазвенели стекла. Урзула больше не могла вынести этого грохотанья.
Она откинула тонкое, все в заплатках одеяло, подбежала к кровати:
— Мама! Мамочка!
Потихоньку, осторожно подергала большую теплую руку, лежавшую поверх пальто:
— Ну проснись же, родненькая…
Женщина застонала во сне. Тени какой-то скрытой печали еле приметной волной прошли по ее лицу.
Пронзительным плачем залился Ганс, лежавший рядом с матерью.
Удивленно подняла голову потревоженная Криста. Замерла на месте Урзула. Это разбудило Эрну. Она встала, наскоро успокоила сынишку, погладила по голове Урзулу («не бойся, дочурка, ложись»). В халате вышла в коридор и молча сбросила задвижку.
Вломившиеся, оттолкнув женщину, бросились вперед.
Убогая кровать. На ней тряпье, одежда. На полу — тощий соломенный матрац.
— Почему не открывала? — явное разочарование прозвучало в голосе спрашивавшего.
Хозяйка пожала плечами.
— Спала.
— Нечего оправдываться. Собирайся! Поедешь с нами, прямо сейчас.
— Я только что с работы. Всю ночь…
— Скорее! — заорали на нее. — Люди из Берлина не любят ждать!
Эрна посмотрела на сжавшихся в уголке, тесно сбившихся друг к другу малышек. Страх за них захолодил сердце, перехватил горло, бросил к вискам кровь.
— Дети…
— Не подохнут! Живей! Живей!
В просторном зале ратуши, по стенам которого висели картины из жизни древних германцев, Эрна уже бывала раньше. Сюда приходила она с Фрицем оформлять брак. Как давно, кажется, это было! Теперь перед этими сводами уже не слышатся голоса молодоженов, не раздаются шаги счастливых родителей.
«Людей из Берлина» было двое.
За столом бургомистра — невысокий мужчина в штатском, с тонкой длинной шеей. Его сумрачные глаза смотрели на Эрну с нескрываемой злобой.
В стороне, в кресле, закинув ногу на ногу, сидел второй — в тщательно пригнанной офицерской форме, гладко причесанный, надушенный. На щеках румянец здорового и веселого человека. Глаза его благожелательно, даже, пожалуй, приветливо улыбались вошедшей.
Эрна села у стола.
— Шефер? — спросил тот, что был в штатском, и сразу же сзади от него, в углу, застрекотала машинка протоколиста.
— Урожденная Шефер. По мужу Шменкель, — поправила она.
— Так, так… — постучал он пальцем по стеклу, открыл лежавшую перед ним папку, достал фотографию, протянул Эрне. — Кто это?
Она сдержала готовый вырваться вопль: на снимке был изображен Фриц, ее Фриц! Муж сидел на грубо сколоченном стуле в русской военной форме.
— Тебе знаком этот человек? — гестаповец с надеждой посмотрел на вызванную.
— Да, я еще не забыла своего супруга, — скрывать это, как поняла Эрна, не было никакого смысла.
Лицо допрашивавшего передернулось: женщина избежала поставленной ловушки. Если бы она ответила на этот вопрос «нет», ее можно было бы обвинить в лжесвидетельстве и преступной связи с изменником.
— Где ты познакомилась с ним? Расскажи, если не забыла!
Забыть это?.. Маленький городок. Весна. Торопилась к подруге. Охапка красных маков, которую она прижимала к себе, яркими переливами окрашивала ее простое светлое платьице в розоватые тона. И когда прохожие просили у нее цветы, она раздавала их, не жалея. Букет таял, таял и бесследно исчезал. А он, улыбающийся, сероглазый парень в форме «трудовой службы рейха», все протягивал руку. Она засмеялась и убежала, стуча каблучками. Оглянулась — смотрит… Потом встреча в парке. А там — катание на лодке, танцы, вечера над обрывом Одера…
Эрна не смогла бы точно определить, когда она полюбила Фрица, но, наверное, сразу. В нем ей понравилось все. И то, что он никогда не унывал, и то, что всегда, даже в самые грустные минуты (а их было, ай, как много!) мог приободрить шуткой, развеселить ее…
Что ты молчишь, как рыба? — заорал на нее чиновник.
— В Бойтене, в 1937 году. Скоро мы и поженились.
— Где работал твой муж?
— Металлистом на заводе. Потом — на кирпичном… После кучером в поместье Гюлихен.
— Почему его так часто увольняли? — вопросы задавал только сидящий за столом. Тот в кресле, казалось, не вслушивался в ход допроса. Он весь был поглощен уходом за своими ногтями, которые аккуратно подрезал маленькими ножницами.
— Я не знаю, увольняли его или он уходил сам.
— Чем он занимался, когда был дома?
— Разводил цветы. В футбол играл. Помогал по хозяйству, — перечисляла Эрна.
— Кто приходил к вам?
— Мой отец Клаус. Мать. Двоюродная сестра. Его бабушка…