— Еще кто?
— Не помню, брат Вилли…
— Да не о том спрашиваю! Кто из друзей бывал у вас?
— Из друзей? У него их не было. — Эрна понимала: каждое названное ею имя сегодня же будет внесено в ордер на арест.
— Как это не было? Ты нагло лжешь представителям рейха…
Его перебил тот, что сидел в кресле, будучи, видимо, старше чином. Он встал, подошел к Эрне, спокойно проговорил, чуть ли не с участием:
— Фрау Шменкель, неужели так никто и не посещал ваш дом?
— Никто.
— Ну, а литературу-то читал он? — наклонившись к Эрне, полувопросительно, полуутвердительно произнес вступивший в допрос.
— Конечно, читал. И много. А с одной книжкой почти и не расставался. Толстая такая. Как сейчас помню, сразу за обложкой — портрет: пожилой мужчина с большой бородой.
— Как она называлась?
Эрна задумалась.
— Нет, заглавие не припомню. А вот о человеке этом Фриц рассказывал часто. Или имя, или фамилия его начиналась на «К».
Офицер в форме многозначительно взглянул на своего коллегу. Вкрадчиво, словно боясь громким словом потревожить ход воспоминаний, подсказал:
— Карл Маркс?..
Эрна отрицательно качнула головой.
— Нет, не Карл и не Маркс… Путешественник на острове… Кру-зо. Робинзон Крузо! — обрадованно воскликнула она.
Гестаповцы переглянулись. Старший, как-то странно посмотрев на женщину, снова развалился в кресле.
— За что судили твоего мужа? — заорал в штатском.
— Мне неизвестно. Его зачислили в армию. Это в тридцать девятом. В октябре. А вскоре он вернулся…
У нее перед глазами встал приход Фрица той слякотной ночью. Она вскрикнула от счастья, когда увидела мужа, неделю назад распрощавшегося перед отправкой на Западный фронт. «Тебя отпустили?» — «Нет. Я решил это сам». Смеясь, он рассказывал, как под Берлином, выпрыгнув из вагона, добирался домой пассажирским поездом, показывая непридирчивым контролерам вместо билета перронный пропуск.
— Что он говорил тебе?
— Об этом ничего. Просто приехал.
…Нет, он сказал ей и об этом. И даже больше: «Лучше тюрьма, чем воевать за Гитлера». Она не вдумалась в эти слова, обрадовавшись его появлению. Ее всегда так волновали их встречи! А в бегство не поверила: дезертиры — это те, кто скрывается, прячется, а ее Фриц совершенно свободно ходил по деревне, посещал знакомых, помогал на поле убирать картофель. Однако приехавшая полиция, обыск и арест доказали, что муж не шутил. Письма с тюремными клеймами — Берлин, Торгау, Кобник…
— Видела ты его после ареста?
— Да, перед отправкой на фронт. Когда он пришел из тюрьмы, ему целый день разрешили быть дома.
— Тебе не показалось странным его поведение?
«Странным» — это не то слово. Эрна была потрясена. Фриц идет добровольно на Восточный фронт. Он, который не желал служить в гитлеровской армии! И за это попал в тюрьму! Эрне даже показалось на миг, что она ослышалась. Но нет, муж повертел в руках повестку, требовавшую в течение суток явиться на сборный пункт…
— Тогда многие шли на фронт…
— Он говорил тебе, что собирается перебежать к русским?
Надо быть круглым дураком или самоубийцей, чтобы ответить иначе:
— У него и в мыслях этого не было, господин офицер.
— Говорил ли он что-либо неуважительное о фюрере?
— Мне не приходилось слышать.
— Что он писал из России?
— Как все: хотел скорее вернуться к семье.
— Тебе известна его судьба?
— Я думаю, меня вызвали, чтобы сообщить о ней.
— Да, я скажу тебе, догадливая женщина. Твой муж изменил рейху, перебежал к русским!
…В тот последний вечер к ним пришел ее отец, тележник Юлиус, уже от кого-то прослышавший о намерении зятя идти на фронт. «Молодец, сынок! — Он впервые так назвал Фрица. — Фюреру и Великой Германии нужны солдаты!» А когда была выпита принесенная Юлиусом бутылка шнапса и тот ушел, Фриц, плотно притворив дверь, только сказал:
«Тюрьма — это хорошая школа. Пройти ее, ничему не научившись, нельзя. У меня нет колебаний в своих будущих действиях. Я знаю, что делать!»
Так вот что значили эти слова!.. Ушел к русским!.. Эрна не вникала в ожесточенные споры между мужем и своим отцом, непримиримым нацистом. Но сердцем она всегда стояла на стороне Фрица. Не потому, что разделяла его убеждения (она их до конца не понимала), а потому, что не могла поверить, чтобы Фриц мог говорить или делать что-нибудь плохое или неправильное… Ушел к русским…
— Тебе надо думать не о нем. Считай его покойником: он будет казнен через несколько дней.
До Эрны почти не доходил смысл слов. Фриц будет убит. И она не увидит никогда его больше!..