На другой день с утра Ленька снова ушел на запань. На сплаве только и говорили, что о войне. Едва дождавшись конца работы, Ленька побежал домой. На сердце было тревожно.
Близился вечер, стояла тишина, земля дышала пахучими травами. Ленька вышел на опушку леса и, удивленный, остановился. В деревне из многих труб к небу поднимался легкий прозрачный дымок. «Что это им среди лета да на ночь глядя вздумалось топить печи?» – подумал Ленька. Он не знал, что по этим дымкам можно было безошибочно определить, кто сегодня получил повестку на призыв. В этих избах хозяйки с заплаканными глазами собирали на войну кто мужа, кто сына и торопились до рассвета испечь им что-нибудь на дорогу.
Утром чуть свет провожали мобилизованных. С котомками, с баулами переправились они через реку…
Неделя проходила за неделей. Ленька уже давно взял расчет. Работы в запани прекратились вскоре после начала войны. На реке образовался затор, но разбирать его было некому. Бревна, громоздясь одно на другое, загородили реку на несколько километров.
Фронт приближался: гитлеровцы подходили к Старой Руссе. По дорогам сновали машины, проходили воинские части. Наехали саперы и что-то строили на другом берегу Полы. Каждый день над деревней пролетали самолеты. Ребята задирали головы, пытаясь угадать, наши это или немецкие.
У проходивших солдат Ленька раздобыл книжечку, где были нарисованы разные самолеты. По ней можно было узнавать их названия.
– Это «мессер», а это наш «ястребок» – И-16, – уверенно говорил он.
Так ли было или нет, ребята не знали. Совершенно безошибочно определяли они только «фокке-вульфов» – вражеских разведчиков с двойным фюзеляжем. Называли их «рамами». Они все чаще кружили в небе, и это тоже было одним из признаков приближения фронта.
В один из августовских дней ребята возили с поля снопы. Хлеб сжали вовремя, но свезти на гумна все никак не удавалось: не хватало ни коней, ни рабочих рук. Ленька стоял на возу и принимал снопы, которые подавали ему остальные. Ягодай тоже был здесь; он крутился возле лошади и совал ей в рот пучки травы.
Воз делался все выше, и наконец ребята начали утягивать его веревками и пряслом – длинной жердью, прижимавшей снопы сверху.
– Гитлер-то к Руссе подходит, – натягивая веревку, сказал Толька. – Бойцы ехали, говорили… Прет и прет. Когда только остановят его!
– Так он, чего доброго, и в Лукино придет, – высказал опасение Серега.
– Не-ет, здесь ему не бывать! Разве он через Ловать сунется? – Ленька мог представить себе все, что угодно, но только не появление гитлеровцев в своей деревне. – А попробует – мы ему так наподдадим, что не обрадуется!
– А если придут, что ты сделаешь? – встрял Ягодай.
– Что-нибудь сделаю… – неопределенно ответил Ленька.
Ребята съездили еще раз за снопами и отвели коня на колхозный двор; лошадь требовалась для других работ.
После обеда Ленька обещал подсобить матери, а заодно принести чего-нибудь перекусить. Она вместе с дочерью Валей работала за Мануйловой на берегу Полы, где рыли траншеи и блиндажи.
С узелком в руке Ленька зашагал по тропинке вдоль речки и скоро подошел к луговине, где река круто поворачивала вправо. Здесь кипела горячая работа. Саперы в расстегнутых гимнастерках, сняв ремни, размечали натянутой веревкой будущие траншеи и в нужных местах вбивали свежезатесанные колышки. Следом за саперами шла группа девчат. Они срезали лопатами дерн, обнажая буро-желтые пласты земли. А еще дальше, стоя по пояс в полуоткрытых окопах, работали женщины. Комья выкинутой наверх красноватой глины осыпались с высоких куч и приминали траву.
Своих Ленька нашел без большого труда. Екатерина Алексеевна и Валя вылезли из траншеи, развязали узелок, разложили на платке хлеб, огурцы, поставили горшок с молоком. Руки, юбки, босые ноги у них были измазаны подсыхающей глиной.
Мимо проходил капитан с двумя саперами.
– Молочка не хотите ли? – предложила Екатерина Алексеевна.
Капитан вежливо отказался. Но ему, видно, очень хотелось холодного молока. Так хотелось, что он даже сглотнул слюну.
– Чего спасибо! Пейте, а потом благодарить будете! Молоко свежее…
В это время высоко в небе появились самолеты.
– Наши куда-то летят, – сказала Валя, прикрыв ладонью глаза от слепящего света.
– Как же, наши! – насмешливо процедил Ленька. – Это «мессеры»! Гляди, какие моторы, и пузо желтое, как у гадюки.
Капитан поднялся на кучу свежей глины и внимательно следил за самолетами. А они, развернувшись, дошли прямо на луговину, где рыли траншеи. Ленька увидел, как от одного из самолетов, оторвались две черные капли.
– Ложись! – крикнул капитан.
Все, кто был на лугу, вздрогнули от этого окрика и бросились на землю. В следующее мгновенье что-то ухнуло так сильно, что зазвенело в ушах. Раз за разом прогрохотало еще несколько взрывов – и наступила тишина, нарушаемая только гулом самолетов, снова заходивших на цель. Потом, опять что-то пронзительно завыло, засвистело и разразилось грохотом. Бомбы упали в кустарнике, подняв столбы песка и дыма.
Налет кончился. Люди медленно поднимались с земли, провожая ненавидящими взглядами улетающие самолеты.
Екатерина Алексеевна» перепуганная и бледная, выбралась из траншеи. За нею следом, отряхиваясь, вылезли Валя с Ленькой. Капитан озабоченно оглядывался по сторонам, проверяя, все ли в порядке.
Глиняная крынка с молоком так и стояла на краю траншеи. Екатерина Алексеевна снова предложила капитану молока. Капитан с наслаждением одним духом опорожнил крынку и вытер ладонью губы.
– Вот спасибо, мамаша!.. А как же это ты, парень, угадал, что самолеты не наши? – обратился он к Леньке.
– Чего же здесь угадывать? У «мессеров» моторы вот так стоят, а у наших вот эдак. – Ленька на пальцах показал, как расположены моторы. – А фюзеляж прямой. Сразу видно!
– Молодец! – Капитан засмеялся, похлопал Леньку по плечу и пошел вдоль траншей. Ленька зарделся от похвалы. Шутка ли – сам капитан молодцом назвал! Он схватил лопату и спрыгнул в траншею:
– Ты отдохни, мам, я за тебя поработаю.
– Что ты, Ленюшка, как же мне без дела сидеть! Пойду-ка я плесть щиты.
Мать ушла вязать щиты из прутьев для укрепления откосов на огневых точках, а Ленька продолжал рыть траншею…
Бой на Ловати
Укрывшись в кустах на берегу, ребята с тревогой и боязливым любопытством следили за тем, что происходит на реке. Было их трое: Ленька, Серега и Ягодай, который увязался за старшими. Теперь он предпочел бы оказаться дома, но бежать одному по лесной дороге было еще страшнее, чем оставаться на месте.
– Ты гляди не высовывайся, – наставлял Ленька своего младшего товарища. – Она как чиркнет – и будь здоров!
– Кто – она? – не понял Ягодай.
– Пуля.
Ягодай, и без того напуганный, сполз на самое дно ямы и вдавился в горячий песок.
Притихшие и бледные, сидели ребята за бугром и даже друг с другом говорили шепотом, хотя воздух кругом был наполнен грохотом, криками, треском пулеметных очередей и винтовочных выстрелов. Давно надо было бы уйти домой, но что-то удерживало их, заставляло сидеть в песчаной яме под кустами.
Ленька скинул кепку и осторожно высунулся из укрытия.
– Гляди, как бы не заметили! – предупредил Серега.
– Не! Не заметят! Я из-под кусточка… Гляди, опять грузятся… И эти под пулемет попадут. Вот гад!
Ругательство относилось к гитлеровскому пулеметчику, засевшему на парфинской колокольне. Время от времени он выпускал длинные очереди по переправе. Но на том берегу в горячке и суматохе наши не замечали опасности. Так, во всяком случае, казалось ребятам. Вражеский пулеметчик действовал хитро и подло. Он бил только по переправе и только в то время, когда солдаты выплывали на середину реки и укрыться им было негде.
– Смотри, а вон те на плоту… Раненого несут… Два солдата спустились к воде, положили на песок раненого. Еще один сполз вниз, волоча за собой пулемет. Втроем они кое-как подтянули поближе несколько связанных прутьями бревен и опустили раненого на этот плот. Солдат, притащивший пулемет, поставил его на середину плота, но, прежде чем сесть, покачал плот, проверяя, выдержат ли бревна такую тяжесть.