Бессрочная всеобщая забастовка сегодня возможна в единственной форме: всё более массового и набирающего обороты партизанского движения, включающего в свои ряды всё больше и больше здоровых, молодых, работоспособных граждан Запада (в первую очередь), а затем и всей планеты. Вместо глупых препирательств между хозяевами и наемными рабочими о том, кто из них получит лучший гешефт от ограбления «третьего мира», партизаны впервые за много лет начнут действенную, подлинную, правдивую забастовку, которая рано или поздно неминуемо перейдет в вооруженное сопротивление капиталистической системе, а значит, приведет к ее безусловному падению (отжившая система не сможет успешно сопротивляться прогрессивной).
Партизанский отряд – это пожизненная забастовка, причем не просто отказ от наемного труда, основанного на эксплуатации, а отказ вообще от всех отчужденных отношений в рамках капитализма. Это отказ от паразитов-посредников, отказ от рекламы, отказ от любого спонсирования владельцев прибавочной стоимости.
Отряд выводит людей из системы капитализма, обескровливает ее, лишает ее прибылей и потребителей, подтачивает лживый консенсус «общественного мнения».
Уходя из бесчеловечной системы и избавляясь тем самым от отчуждения, партизаны смогут обратить весь свой негатив, накапливавшийся десятилетиями, против покинутого ими молоха. Это разовьет их принципиальность и несгибаемость, как в отстаивании своих аргументов, так и в прямой борьбе.
Партизаны не смогут сразу искоренить в себе отчуждение – и поэтому им нужно будет применить его в борьбе. Отчуждаясь от бесчеловечной системы, легко прийти и к отрицанию государства, построенного на его основе. Люди смогут последовательно игнорировать несправедливые законы, мошеннические условности. Партизаны окажутся в силе не на словах, а на деле отречься от капитализма, не принимать его в расчет. Так в свое время ранние христиане отреклись от язычества и сокрушили его всеобщим молчаливым презрением.
Тактику отчуждения можно разделить на 3 части: сначала низложение капитализма (неприятие его на нравственном уровне, уровне поведенческих установок), затем низвержение капитализма (уничтожение скреп капитализма и его фундамента на общегосударственной и - в перспективе - мировой основе), и наконец, наследование капитализму. Партизаны наследуют мир, отрекшись от его нечеловеческих наслоений. Обещание наследства является позитивной движущей силой движения партизан (негативная сила – естественно, отчуждение). Что в данном случае можно считать наследством? Безусловно, все богатство материальных ценностей, являющееся побочным продуктом капитализма. Это и технологии, и оборудование; самое же главное – знание, благодаря которому в свое время капитализм смог развиться до всепланетного масштаба. Партизаны наследуют постмодерну с его разухабистостью. Они – будто мальчик из сказки, оставшийся один на свете. Он идет в магазин и выбирает там все, что ему нужно.
Наследство – безусловно, главная будущая награда партизан. Важно осознать: сегодня все мы лишены наследства, как тот герой романтической повести Вальтер Скотта. Только долгой и упорной борьбой мы вернем себе право на него. Если же не мы, то наследством завладеет другой сын – полоумный мот, не сознающий своих поступков и мчащийся к собственной гибели. Он все просадит и пустит себе пулю в лоб.
Тезис о наследстве можно счесть циничным: мол, неизвестно откуда взявшиеся полчища изгоев стремятся обжиться на всем готовеньком. Но по отношению к бесчеловечной системе данный «цинизм» очень даже уместен. Я бы, скорее, назвал его прагматизмом. Так же прагматична (и отчасти «цинична») тактика отчуждения. Ее необходимо принять на вооружение, даже несмотря на то, что она совершенно не похожа на шаблонную коммунистическую «солидарность», к которой взывали и до сих пор продолжают взывать обанкротившиеся витии от социал-демократии.
Да, старые социалисты действительно исповедовали сплоченность и интернационализм. Но эта политика принесла горькие плоды. Еще в 20-х годах интернационализм совершенно не оправдал надежд на «мировую революцию». Это привело к тому, что он загнил, превратился в кормушку для западных «леваков», приезжавших в СССР на отдых. Интернационализм не был задействованным методом борьбы, хранился в резерве Советской державы. Действительно, в первые 20-30 лет Советской власти новое государство рабочих и крестьян пользовалось доверием и горячей поддержкой всех прогрессивных людей планеты, всего без исключения рабочего класса. Но в результате кровопролитной Второй мировой войны капиталистам очень быстро удалось переломить эту умозрительную тенденцию, вбить прочный клин между советскими и антисоветскими интернационалистами (последние впоследствии выродились в глобалистов). Когда в 60-70-е годы, исповедуя интернационализм, советские люди способствовали национально-освободительной борьбе в колониях, те самые бывшие западные интернационалисты кричали об «экспансии» и «имперских устремлениях Советов». Сегодня объединяться пролетариям уже бессмысленно: буржуазия прочно развела их по национальной, этнической, даже религиозной (хотя уж эта градация в наше время совершенно архаична) принадлежности. Пролетарий в Донецке нынче «не познаша» пролетария в Тюмени, точно так же, как пролетарий в Шанхае «не познаша» пролетария в Хьюстоне. Эти люди, познакомь их друг с другом и дай возможность проявить свои взгляды и наклонности, начнут ненавидеть друг друга, погрязнут в мелкой зависти.
Интернационализм был как раз тем самым случаем, когда благими намерениями оказалась выложена дорога в ад. Показная сплоченность немыслима, это чувство надо прожить, выстрадать. Иначе оно превратится в подлость, в имитацию оргазма.
Сегодня возможно подлинное сплочение только очень небольших групп, по модели партизанских отрядов. Практика обмена и взаимопомощи предотвратит расслоение между самими отрядами. А внутреннее отчуждение (столь обычное в буржуазном обществе неприятие самого себя в качестве члена группы) станет бессмысленным (поскольку в отряде каждый ценен) и вырвется наружу, будучи обращено на враждебный внешний мир.
Нет лучшей метафоры, чтобы передать процесс трансформации социального строя, чем метафора общего дома. Ленин в «Государстве и революции» пишет о том, что государственную машину надо сломать. Этот призыв проходит рефреном через всю его работу. Сравним государство с домом. В свое время, сидя в эмиграции, российские большевики внезапно получили радостное известие: с их старого дома сбили старую вывеску и даже начали кое-что подметать и перекрашивать внутри. Тут же, на крыльях надежды, большевики вернулись в Россию, ворвались в дом и сломали его, по ленинскому призыву. Осталась только груда кирпичей. Постепенно, насколько позволяли силы, начали строить новый дом. Очень долго строили, с большими перерывами, несколько раз практически начиная заново. В результате выстроили причудливую смесь различных архитектурных стилей. Дом был, конечно, не очень красив, зато вполне пригоден для жизни. Но вот штука: он мало чем отличался от того дома, который в свое время большевики сломали (тот дом ведь тоже строился через пень-колоду, снаружи блистал эклектикой, а внутри ему недоставало инфраструктуры...). Строили-строили, а получили то же самое, и в конце концов даже выкопали в каком-то музейном запаснике ту, старую вывеску и снова прибили ее над дверью.