– По делам они умотали куда-то не свет ни заря. А дома картошка не копана, – ворчливо заметила она. – Ты давай садись скорее. Ешь и рассказывай.
Окинула взглядом стол. От картошки шел густой аромат. Аппетитно пахла дежурная яичница на сале. У меня пошло обильное слюноотделение, поэтому дважды приглашать не пришлось.
– На-ка, отведай, – сказала баб Валя и налила в рюмочку с высокой ножкой густую наливку. – Малиновая.
– Так рано еще, – удивилась я.
– Это для аппетита. Пускай хоть кровь к щекам прилипнет. А то смотреть глазам больно. Пей-пей.
Осторожно поднесла рюмку к губам, посмаковала. М-м-м. Вкуснятина. Сделала первый глоток и тут дверь на веранду с шумом распахнулась, явив моему шокированному взору деда Сеню и Яна Петермана.
– Х-р-р, – из легких вырвался хрип, потому что я умудрилась подавиться наливкой.
Отчаянно закашлялась, и наливка потекла из носа. Боже как щиплет! Кто-то кинулся хлопать меня по спине. Я же, не видя ничего от слез, немного отдышавшись, прохрипела:
– Твою ж… Предупреждать надо было, – и бросила обвиняющий взгляд на баб Валю.
Та улыбнулась самыми уголками губ, хитро поблескивая глазами, и куда-то поспешила. Полагаю, за стаканом с водой.
Немного придя в себя, посмотрела на чинно восседавшего напротив немца и поняла, что стаканом воды тут не отделаешься. Нужно срочно искать дедову заначку с самогоном.
– Женечка! – обрадовался дед Сеня и кинулся тискать за плечи мою прифигевшую тушку. – Что же ты не позвонила? Не предупредила?
– Сюрприз хотела сделать, – ответила я и снова скосила глаза на блондинчика. – А на меня саму тут сюрпризы как из рога изобилия сыпятся.
– Это еще что! – заулыбался дед. – Мы тебе и не такое расскажем!
Мне стало уже становиться страшно от азарта в его голосе.
– Подождите, Арсений Александрович, – подал голос Ян. – Дайте ей в себя прийти. Женя наверняка устала с дороги.
Сказать в ответ ничего не успела. В комнату влетела баб Валя. Шикнула на мужчин, чтобы не мешали мне есть, и отправила немца в магазин. А тот, не поверите, попросил список! И вот этот милый мужчина, откликающийся на имя «Яша», – страшный и ужасный господин немец?
– Ущипните меня. Я точно не сплю? – пробормотала я, как только за немцем захлопнулась входная дверь.
– Ты ешь. Не отвлекайся, – посоветовала баб Валя.
Я послушно отправила в рот картошку и интенсивно стала работать челюстями, словно от этого нехитрого действа должно проясниться в мозгу.
– Пока ем, рассказывайте. Чего он тут делает? – округлила глаза и ткнула пальцем на то место, где только что сидел Петерман.
Дед Сеня засмеялся и ответил:
– Ох, Женька, даже и не знаю, как сказать. Живет он тут.
Моя рука так и застыла, не донеся вилку до рта.
– Как это живет? Ничего не понимаю.
В разговор вклинилась баб Валя.
– Чего тут непонятного? Пришел мой дед как-то со смены и говорит: «ты, мать, только не пугайся, но я немца в дом привел».
– А вы? – почти шепотом спросила я.
– А я чего? – фыркнула старушка, – Сначала хотела огреть окаянного сковородкой, но в руках оказалась новая для блинчиков, что ты подарила. Жалко ее стало. А потом поразмыслила, что не плохо это. Они живут, по хозяйству помогают. Деда моего в должности продвинули.
– Они? И Гена тоже?
– А куда ж ему деться? – хохотнул дед Сеня. – Михалыч-то гостиницу свою прикрыл. А бабки неохотно квартирантов-мужиков берут.
Я схватилась за голову от обилия новостей.
– С ума сойти, а что Петерман тут забыл? Зачем вернулся?
– Не за чем, а скорее за кем, – мечтательно протянула баб Валя.
– Ты когда уехала, мы посовещались и решили, что хватит сидеть нам на печи и бока пролеживать. Достали «Максимку», завели трактор и ай-да с транспарантами изверга выживать. Ух, и задали мы жару. Да так, что до самого президента слух дошел, – дед важно поднял палец вверх и выпятил грудь. – О, как!
Я нетерпеливо поерзала на лавке, не забывая усердно жевать.
– Ну и? Что дальше?
– А дальше выгнали нашего главу из хором взашей эти… как их…
– КГБ, – священным шепотом подсказала баб Валя.
– Да нет, – отмахнулся старик. – В общем, выгнали его, а работа в хозяйстве совсем встала. Директора нет. Денег нет. Электричество отключили, коровы не доеные, зерно на складе «горит». И никому ничего не надо. Еленушка, бедняжечка, так ругалась по телефону, что стены конторы дрожали. А потом через недельку немец твой прилетает. Весь взмыленный, как черт из табакерки. И понеслось…
Я поняла, что весь рассказ сижу раскрыв рот. Какие у них тут, оказывается, страсти-мордасти творились, пока я тухла в пыльном кабинете.