Легким движением ног поменяла позу на более развратную, капризно надула губы и продолжила:
– Правда милый, – и бросила «страстный» взгляд на Василича.
Зоотехник, похоже, выпал в астрал от такого заявления и сумел только подтверждающе моргнуть пару раз, словно удивленная барышня. Скосила глаз на чурку. Он впечатлился. Друзья его тоже. Все взгляды мгновенно прилипли к откровенно выставленным на показ прелестям.
– А чего вы тут делаете?
Мысленно застонала от досады. Вот доколебался, придурок. А вслух томно протянула:
– Мы? Сексом занимаемся, – и многозначительно притянула к себе Василича, поскольку он был крайним.
Поудобнее обхватила застывшую, как каменное изваяние, фигуру руками и ногами. С удовлетворением заметила, как взлетают брови и шокированно отваливаются челюсти у кавказцев. Главарь несколько секунд тупо рассматривал открывшуюся картину и подозрительно уставился на Петермана, который в нее явно не вписывался. Нужно отдать должное блондинчику. Он не растерялся и произнес невозмутимое:
– Втроем.
Браво! На такое даже я бы не решилась. Зато после этого кавказцы с совершенно офигевшими рожами быстренько погрузились в свою тонированную «Беху» и были таковы.
– Фух! – с облегчением выдохнула я. – Думала, они никогда не отвяжутся.
– Да уж, – понимающе поддакнул мне Ян.
Я ловко спрыгнула с капота и улыбнулась ему.
– А вы молодец. Не растерялись.
– Считайте это инстинктом самосохранения, – отмахнулся он. – Зато вы видели их лица?
Мы весело расхохотались, и только один Василич, наконец отмерев, выдал крылатое:
– Ну, вы блин даете!
На улицу опустилась бархатная пелерина ночи. Половинчатая луна, лукаво улыбаясь, освещала сумрачный путь. Я невольно засмотрелась на колдовское сияние звезд. Тихонько вздохнула, пригладила растрепавшиеся волосы и встала плечом к плечу Яна Петермана, чтобы… продолжить толкать Василичеву тачку. Обломно, да? Ночь, звезды, романтика, а я, вместо того чтобы нежиться в объятиях любимого мужчины, вынуждена толкать эту старую развалину до ближайшего пригорка.
Если бы мне кто-то еще вчера сказал, что я буду бок о бок с немцем толкать машину, ни за что бы не поверила. Это нечто из ряда популярной фантастики. А, нет! Вон пыхтит рядышком, зло стиснув зубы, но молчит, что само собой уже удивительно.
– Может все же оставим ее здесь? – в который раз предложил блондинчик, с шумом выдыхая воздух из легких.
Умаялся бедненький. Так ему и надо. Физическая нагрузка стимулирует мозговое кровообращение. Глядишь, к утру поумнеет. Почему к утру? А раньше мы такими темпами не дотолкаем Ниву до села.
Василич оторвался от водительской двери, что, скрючившись в три погибели, подпирал плечом, с трудом распрямился и покачал головой.
– Ни за что! Я свою ласточку не оставлю.
Петерман скептически посмотрел на зоотехника. Не нужно уметь читать мысли. У него, несмотря на хваленую сдержанность, красочно отобразилось все то, что он думает о его ласточке.
– Да что с ней станется?!
Василич нервно дернулся. Видимо представил, что может произойти с его ласточкой без присмотра.
– Как что?! Колеса снимут! Карбюратор почти новый открутят! А сиденье?! – он распахнул водительскую дверь. – Сиденье-то я перетянул недавно. Только в прошлом году.
Петерман даже не нашелся, что сказать в ответ. Видимо, дар речи отказал. Только и смог беспомощно посмотреть на меня. А я что? Я с Василичем была абсолютно солидарна. Тем более, что такое положение вещей очень было кстати.
Зоотехник принял молчание, как знак согласия, и, подойдя к багажнику, деловито его открыл, приговаривая:
– Вот видите, а вы говорите – оставить. Своего «Мерина» небось не оставили бы. Вот и я мою ласточку, – он любовно погладил корпус, – не брошу. Буду до смерти ездить на ней. Всё равно Михалыч другой машины не даст. Эта и так почти новая. Всего тринадцать лет отбегала.
Он порылся в багажнике и выудил трехлитровую банку самогона, видимо припрятанную на особый случай.
– Может подзаправимся? – весело предложил он.
Усталость как рукой махнуло. Я чуть не запрыгала от радости. Василич – мой герой!
– Василич, где ж ты был раньше? Почему раньше не достал? Мы бы уже давно за бугор перевалили, – шутливо пожурила я и искоса посмотрела на немца.
Тот с округлившимися от ужаса глазами взирал на банку. Видимо, до него не сразу дошло, что это. Я противненько захихикала. В глубине души, конечно же. Наверняка он не пьет. Так мы научим! Так научим, что он завтра маму родную не узнает. Не то, что Виталия Ивановича.
Глава 12