Утро встретило меня диким сушняком. С трудом приоткрыла один глаз. О боже, кто забыл выключить свет? Тихонько заскулив, накрылась одеялом с головой и перевернулась на другой бок, всеми силами стараясь игнорировать сухость во рту.
– Эй, соня-я-я, просыпайся-я-я, – пропел мужской голос совсем рядом.
Что? Мужской? Это где же я? Одним молниеносным движением скинула одеяло и резко села, чтобы в следующее мгновение треснуться обо что-то твердое. Кто-то рядом тихо рыкнул:
– Черт! Ты опять решила сломать мне нос!
Одной рукой потерла ушибленный лоб, второй – убрала с лица волосы.
– Луганский! Чего так подкрадываешься?! – воскликнула я, узрев Васька. – И вообще! Чего это ты делаешь в моей постели?
Мужчина ощупал переносицу на предмет повреждений и усмехнулся:
– А ничего, что это ты сейчас валяешься в моей?
И тут-то я наконец огляделась по сторонам. Просторная светлая комната. Почему-то без занавесок. Из мебели только диван, на котором возлежала я.
– Ой, а чего это я тут делаю?! – пискнула и посильнее закуталась в одеяло.
Последнее, что я вчера помнила, это как мы с Василичем и Петерманом, душевно распив чуть больше полбанки самогона, вели задушевные беседы о жизни. Расположились мы прямо подле «Нивы», которую, кстати, так и не дотолкали. И всё было просто замечательно, пока не зазвонил мой телефон. Оказывается, мы и не заметили, как доплелись до зоны покрытия сети. Пока мой окосевший взгляд пытался сфокусироваться на экране смартфона, немец, который в пьяном состоянии оказался очень добродушным малым, посмотрел мне через плечо.
– Васек? – удивился он. – Луганский, что ли?
– Агу, – отозвалась я, продолжая тупо пялиться на экран и не предпринимая никаких действий.
Мужики же переглянулись и заржали, как кони на ярмарке.
– Ну ты, Николавна, его обласкала, – хрюкнул Василич.
– Пусть радуется, что не «козел», – буркнула я, так и не ответив на звонок.
Если честно, разговаривать с ним совершенно не хотелось. Алкоголь сделал свое черное дело, и злость, что копилась все эти дни, грозилась выплеснуться наружу.
– Чего не ответила? – хитро поинтересовался Ян. – Переживает, наверное.
– А ну его, – отмахнулась я и поглядела на звездное небо. – Сейчас прикатит и всё испортит. А мы так хорошо сидим.
– Хорошо, – согласился блондинчик и придвинулся поближе ко мне.
Тут зоотехник засмеялся, сотрясаясь всем своим грузным телом. В ответ на мой взгляд он выдал:
– Я тут вспомнил, как ты ему козлика изобразила. А потом еще эта лужа с навозом! Ха-ха! И костюмчик… ой, не могу. Бедный Михалыч, – Василич снова зашелся смехом, вытирая выступившие слезы.
– Это вы о чем? – не понял Ян.
– Это он о том, что бывает с теми, кто распускает почем зря свои загребущие руки, – любезно объяснила я и, отцепив ладонь наглой блондинистой рожи от своего бедра, положила ему на колено.
Подняла глаза и встретилась с внимательным изучающим взглядом. Несмотря на весь выпитый самогон, Петерман в то мгновение показался мне суровым и серьезным. Ненавижу, когда он так смотрит. Словно мысли пытается прочитать. В самую душу забраться своими проклятущими глазами.
– Извини, – чуть слышно сказал он и повернулся к Василичу, что в тот момент начал разливать самогон по пластиковым стаканчикам.
Я на несколько секунд зависла. Даже обидно стало за это простое «извини». Но тут снова зазвонил телефон, на этот раз у Василича, и все мысли разом выскочили из головы, потому что это был Луганский, и, судя по тому, как морщился от его ора Василич, пребывал он не в лучшем расположении духа.
Собственно на этом наше веселье и закончилось. Минут через десять, может пятнадцать прилетел пыхтящий от злости, как паровоз, Луганский. С силой захлопнув дверь неизменной Тойоты, он на мгновение замер от шока при виде открывшейся ему картины, но быстро взял себя в руки и почти «миролюбиво» поинтересовался:
– Кто-то в состоянии объяснить, что произошло? Я все телефоны оборвал.
И смотрит самое главное на меня в упор, будто я во всем одна виновата. Краем глаза заметила, как Петерман прячет лукавую улыбку, но молчит. Вот, гад. Мог бы и заступиться. В конце концов, он тут самый авторитетный. Ему Васек и слова бы не сказал. Поведение Яна показалось более чем странным. Опять наблюдает. Будто ожидает определенной реакции.
Недолго думая, я ловко поднялась на ноги и тут же ухватилась за машину, чтобы не дай бог не потерять достоинства, растянувшись на асфальте яки морская звездочка, и с самым невозмутимым видом поведала:
– Мы ехали-ехали и не доехали.
Васек завис, явно сдерживая смертоубийственный порыв. Взгляд его метался как теннисный мяч, подмечая мельчайшие детали, и в итоге остановился на ополовиненной банке. Я нервно сглотнула. Да уж, ополовинили мы ее знатно. Не зря перед глазами всё кружится.