— Меня на ужин пригласили, — и, повернув голову в мою сторону, обаятельно улыбнулся. — Я надеюсь не слишком поздно, Евгения.
Я вот сейчас не поняла. Это чего было-то? Приглашать, я приглашала. Но с его слов это прозвучало как-то так интимно. И, вообще! Он же отказался! Блин, похоже, у меня глаз задергался.
— Мы же с тобой договаривались, Ян! — громыхнул Луганский так, что я чуть не подпрыгнула.
Пока я силилась понять о чем, таком они могли договариваться, немец криво усмехнулся и, глядя прямо на меня, сказал:
— Я передумал.
Вот, тут-то Ваську и снесло крышу. Он в два шага преодолел расстояние, что разделяло его и Петермана. Мгновение и он заносит кулак для удара. Я инстинктивно рванулась на защиту немца. Васек его же прихлопнет как муху! Но не тут-то было. Ян ловко увернулся и перехватил руку Луганского. И откуда в нем столько силы? А с виду и не скажешь.
— Не делай того, о чем пожалеешь, — холодно процедил он, отступая на шаг от двери и молчаливо предлагая Ваську очистить помещение.
Тот даже не прощаясь, пулей вылетел на улицу. Я, не задумываясь, рванула следом.
— Вась! Вась, подожди. Это совсем не то, что ты подумал!
Мужчина затормозил и с горькой иронией сказал:
— Ты сейчас говоришь, как героиня из мыльной оперы.
— Ну и пусть. Послушай меня.
Он остановился у калитки и дрожащим от ярости голом рыкнул:
— Что?! Сейчас скажешь, что не приглашала его?
Я потупила взгляд.
— Приглашала… но по-дружески.
— Значит по-дружески, — зло выплюнул он. — Теперь понятно, почему ты меня пыталась выпроводить. Его ждала.
— Я не…
Я пыталась оправдаться, но он даже слова не дал мне сказать.
— Что, нашла себе любовника покруче? Тогда боюсь тебя разочаровать. Он женатый и никогда Эльзу не бросит, потому что он без нее никто. Поиграет в богатого папика. Может даже подарков надарит. Но очень скоро выбросит из своей жизни.
— Зачем ты так, — прошептала я, всеми силами пытаясь удержать обидные слова, что вертелись в ответ на такую несправедливость.
— Зачем?!
Мне показалось, он даже задохнулся от этих слов.
— Я столько ради тебя сделал! Даже был готов на серьезные отношения. Дрянь неблагодарная.
Вот тут-то в голове у меня щелкнул переключатель. Чего это он для меня такого сделал? Что-то не припомню. Ах, да картошку прополол и забор починил. Великие дела. Я бы даже сказала подвиги Геракакла! Ему было так тяжело, так тяжко… пока я за него в колхозе пахала от зари до зари. Затем мне сразу вспомнилась рыжеволосая прелестница Анна и ладонь внезапно зачесалась, дать кому-то в рожу.
Руки, что все еще держали тазик, дрогнули и я от всей души, а она меня широкая как матушка Россия, окатила эту скотину безрогую грязной и жирной водой. И пока он, матерясь, стаскивал с себя промокший пиджак, схватила метлу, которой обычно баб Валя подметала куриный помет и хорошенько хлестанула Луганского по пятой точке.
— Раз я такая плохая, выметайся и больше не приходи!
Нужно ли говорить, что он злобно сверкнув глазищами, пулей вылетел на улицу к своей шикарной тачке.
— Катись колобком! Скатертью дорожка! — напоследок крикнула я, крайне довольная собой.
Так-так, осталось еще одному всыпать пендюлей и жизнь удалась! Поудобнее перехватила свое орудие возмездия и двинулась в дом.
На веранде меня ждала настолько занимательная картина, что я от неожиданности даже метлу по инерции поставила в уголок. Петерман с понурой головой стоял рядом с чинно восседавшей на лавке баб Вале. Сама старушка вдохновенно отчитывала его как шкодливого мальчишку.
— Ишь, удумал чего — внучку нашу обижать! Мы ее тута кормим, откармливаем, а они ей нервы мотают. Получишь от нас с дедом. Се-е-ень?! — и метнула она царский взгляд на мужа.
— Да! Получишь! — с жаром поддакнул он и, кряхтя, поковылял к старенькому серванту.
Бабка проводила муженька пристальным взглядом и снова повернулась к немцу:
— Ты ирод нерусский, почем в наш дом пришел без приглашения? Или у вас там за бугром так принято? А?
— Не принято. Я извиниться хотел, — оправдывался блондинчик.
— Ишь, хотел он — рявкнула баб Валя и стегнула его полотенцем по плечу. — А теперь садись к столу… Как там тебя величать-то?
— Ян.
Старушка на мгновение задумалась, а потом злорадненько улыбнулась.
— Значит Яшей будешь. Садись Яшенька за стол.
Немец даже не вздрогнул. Только удивленно поднял голову и виновато улыбнулся, увидев замершую в дверях меня.
— За стол?
— Ты ж голодный был, — прищурилась она. — Или нет?