И пока я об этом размышляла с боку подъехала машина. Медленно повернула голову и скривилась. Это был белый внедорожник Луганского. Караулил что ли? Тойота приглашающе подмигнула ксеноновыми фарами. А самому выйти в лом? Не барское это дело. Бесит…
Демонстративно отвернулась и чуть не подпрыгнула от резкого сигнала со стороны внедорожника. Прикинулась глухой и тут же услышала как хлопнула дверь. Скосилась в сторону Тойоты. Луганский все же решил выйти.
И тут к моему огромному облегчению подъехала черная шестерка с шашечками. Я, нагло ухмыльнувшись в сторону Васька, стартанула в ее сторону, прыгнула на переднее сиденье.
— Поехали-поехали! — приказала водителю. — Быстрее! На работу опаздываю.
Таксист все понял правильно, когда в зеркале заднего вида увидел Васька с перекошенной от бешенства физиономией, и шестерка сорвалась с места. На работу доехали с ветерком…
Было ли мне стыдно за свое поведение? Ни сколечко! Я его предупреждала, что характер у меня вредный? Предупреждала. Думал, что я после парочки страстных поцелуев, растекусь лужицей у его ног? Признаю — растеклась, размечталась и влюбилась. Но я лучше с работы уволюсь, чем стану его очередной Анечкой! Кобель плешивый! Я покажу ему еще, на каком хуторе ёжики зимуют!
С такими вот воинственными мыслями расплатилась с водителем такси, который едва заприметив следом подъехавшую «Тойоту» в лице сразу поменялся и умчался, словно за ним сам черт гонится. Про себя отметила, что стиль вождения у таксиста экстремальный. Прямо сельский гонщик какой-то.
Не дожидаясь пока Луганский выйдет из машины, почти бегом помчалась в контору. На лету помахала деду Сени. Он был как всегда на своем боевом посту подтянутый и бодрый. Главный охранник с нескрываемой иронией следил за моим бегством и поспешил открыть калитку, что я могла избежать столкновения с начальством, которое судя по широким шагам, просто жаждало мня… придушить.
— Доброе утро, Василий Михайлович! — услышала я каркающий голос деда Сени, едва за спиной закрылась дверь. — Не выспались сегодня? Да-да. Полнолуние нынче. Давление, наверное, скачет. Беречься вам надо. Пустырничку на ночь не пробовали? Стоит. Стоит попробовать.
Прикусила губу и вместо смеха вырвалось сдавленное хрюканье. Как представлю себе Васька, который шаркающей походочкой бредет на кухню, одной рукой держится за сердце, а второй капает себе настоечку, дабы успокоить расшатанные моими стараниями нервы, так и тянет засмеяться. И не тоненько по-девичьи. А как злорадно хохочут злодейки в мультиках.
В кабинете меня ждал сюрприз. Нет. Это совсем не то, что вы могли бы подумать. До Луганского еще не дошло, что он козел. Потому вместо букета цветов, на рабочем столе меня ждал огромный кусок штукатурки, который по непонятной причине отвалился с потолка и устроил в моем микроскопическом кабинете ад.
Ненавижу!
Ненавижу грязь, пыль и мел. И ладно бы отвалился только один кусок. Их было великое множество. На столе, на полу на подоконнике и даже на моем любимом кресле.
Застонав от бессильной ярости, я забросила сумку в единственное чистое место — шкаф с документами и осторожно освободила материалы для презентации и компьютер от штукатурки. Слава богу, они пострадали не сильно.
В коридоре послышались шаги. Луганский шел в свой кабинет.
Не долго думая, схватила все свое добро и помчалась на звук его шагов. Тайфуном влетела в приемную, хлопнув дверью так, что бедная баклажаниха поперхнулась трубочкой со сгущенкой, что в тот момент смаковала. Она попыталась запить сладкий кусочек чаем, но кружка выскользнула из пальцев, и чай разлился по документам. Суда по всему очень важным документам. Потому как секретарша едва проглотив, ставший комом кусок, с выпученными глазами начала носиться по приемной в поисках чистой тряпки. Я всегда говорила — нечего есть за рабочим столом!
— Тамара Сергеевна! — рявкнула я, приказным тоном. — Срочно вызовете уборщицу. В моем кабинете штукатурка обвалилась. Там срочно нужно навести порядок.
Секретарша замерла и, удивленно хлопнув глазами, поведала:
— В отпуске она. На две недели.
— Ла-а-адно, — милостиво протянула я, хотя в душе уже начинало разгораться пламя бешенства. — Тогда кто за нее?
Баклажаниха состроила удивленное лицо и помахала документами, те которые отчаянно спасала, словно ей стало вмиг жарко.
— Не знаю. Еще не нашли замену.
— Пипец.
Это самое цензурное, что нашлось в моем лексиконе, в ответ на данное заявление. Хотя постойте-ка!