Во второй половине ноября 1941 года, когда была наконец установлена надежная связь городского подполья с партизанами Октябрьского и Паричского районов, первые группы бобруйских антифашистов начали организованный выход в лес, в зоны действия отрядов народных мстителей. На это были свои, особые причины.
Резкая активизация боевой деятельности большинства групп в городе вызвала новую, еще более сильную волну кровавых репрессий со стороны оккупантов. Понимая свое бессилие сломить дух и растоптать достоинство советских людей, гитлеровская администрация беспредельно ожесточила атмосферу постоянного террора, ежедневно проводя массовые облавы, повальные обыски, аресты и казни. Людей сотнями и тысячами угоняли в Германию, в фашистское рабство, многочисленные тюрьмы были переполнены, в застенках арестованных подвергали бесчеловечным пыткам. Одновременно с этим был продлен комендантский час, с особой тщательностью проверялись пропуска и документы.
В числе взятых на подозрение оказалась и Мария Масюк. Проведенная оккупационными властями контрольная проверка — сопоставление количества талонов, выданных различными гитлеровскими учреждениями города, с фактическим расходом хлеба — дала свои результаты. Директор торговой фирмы обвинил заведующую 4-м магазином Марию Масюк в хищении хлеба, хотя неопровержимых доказательств у него, к счастью, не оказалось.
Буквально на следующий же день Владимир Дорогавцев, а вслед за ним и другие обратили внимание на двух-трех весьма подозрительного вида субъектов, которые постоянно маячили под окнами квартиры Масюк. Не требовалось особой проницательности, чтобы догадаться и понять, кто они такие и откуда. Дом, где находился штаб нелегальной организации Ивана Химичева, был явно взят под пристальное и неусыпное наблюдение. Одновременно с этим многие из подпольщиков почувствовали на себе чье-то неослабевающее и навязчивое внимание.
В этой крайне тяжелой обстановке, когда любой опрометчивый шаг, малейшая неосторожность грозили гибелью, провалом всего подполья, с таким трудом созданного, необходимо было, не теряя ни минуты, уходить из города, выводить людей из-под удара.
По поручению штаба антифашистской организации во главе с Иваном Химичевым в тот же день Василий Голодов и Владимир Дорогавцев срочно оповестили всех патриотов о немедленном выходе из Бобруйска в южном направлении — на Паричи и поселок Октябрьский. Этот маршрут был выбран не случайно. Лесной массив здесь начинался сразу же за Березинским фортштадтом, а бездействующая железная дорога Бобруйск — Старушки могла послужить надежным ориентиром для всех, кто был недостаточно хорошо знаком с местностью. Важно было и то, что в этих районах активно действовали партизанские отряды, с отдельными из них нам удалось наладить связь: в Паричском районе, возле деревни Качай Болото, сражался с оккупантами отряд Василия Губина, а в Рудобелке — партизаны отряда «Красный Октябрь», которым командовал Федор Павловский.
Вечером 26 декабря 1941 года в Березинском фортштадте, на квартирах Анны Ивановой, Ольги Сорокиной и Александры Вержбицкой, начали собираться подпольщики. Это была одна из последних групп бобруйчан, уходящих в лес. Владимир Дорогавцев встречал товарищей на улице Малой и направлял по указанным конспиративным квартирам. Александр Глинский и Василий Назарчук, выполняя задание руководства, доставляли туда же собранное ранее и надежно укрытое в тайниках оружие, боеприпасы, медикаменты, а также продовольствие, подготовленное Марией Масюк.
Час спустя все было готово. Владимир Дорогавцев доложил Ивану Алексеевичу Химичеву о том, что все оповещенные подпольщики в сборе. Среди собранного и принесенного оружия было два ручных пулемета, автоматы, взрывчатка, пистолеты и около десяти тысяч патронов в лентах. Не менее ценным был и радиоприемник с аккумуляторной батареей, переданный патриотам Анной Ивановой.
Невероятно тяжелым, мучительным, страшным запомнился этот декабрьский вечер Марии Масюк. Здесь, в оккупированном и разоренном городе, где жизнь каждого висела буквально на волоске, ей приходилось оставлять самое дорогое, самое близкое и родное, что только может быть у матери и чем живет любая мать, — своих детей. Страдания этой необыкновенной женщины, умевшей оставаться хладнокровной во всех, даже самых трудных, ситуациях, были, конечно же, огромны. Вынужденная разлука с малышами, которые поселились теперь в доме Александры Вержбицкой, не предвещала ничего хорошего: в этом был немалый риск.