...Выбили беляков с завода, пришел домой раненый, на костыле. Всю ночь не спала, глотала слезы. С той поры куда веселье ушло, тихая стала, молчаливая... Когда про карателей слух прошел, сама торопила уходить. Просила: «Кузьку пожалей. Не вертайся, покуда беляки здесь». Хорошо, что Палашка ничего ей не сказала...
Хорошо... а вот руку бы дал отрубить, чтобы зайти к ней, успокоить, приласкать... Нельзя!.. Бог даст, придет и наше время...
Оголовье острова осталось позади. Выплыли на главное русло. Здесь ветер гулял привольнее. Глаза привыкли к темноте, и различимы стали гуляющие по гребням беляки.
Сергей направил лодку в разрез волны. С бортов перестало заплескивать, но с носу все чаще залетали крупные брызги. В корме заплескалась вода.
— Худо дело, ребятишки, — сказал Сергей. — Купаться нам недосуг.
— Котелок есть, — вспомнила Палашка, — достань, братка!
Сергей подал ей котелок. Она осторожно встала, освобождая Корнюхе место, подобрала подол сарафана и, присев на корточки, принялась вычерпывать воду.
— Напугалась...
— За тебя, — огрызнулась Палашка. — Один красавец в заводе и тот утопнет.
— Еще и тебя вытащу!
— Были бы одни, показала б тебе, кто кого вытащит, — пригрозила Палашка.
Корнюха вместо ответа так рванул весла, что Палашка едва не опрокинулась навзничь.
— Полегче, парень! — предупредил Сергей. — Воды в реке много.
Перевалили стрежень. Укрылись от ветра под береговым откосом. Волна утихла.
— Теперь навались, — Сергей направил лодку вдоль берега, вверх по реке.
— Не туда, однако, плывем, — заметил Корнюха, — взвоз-то ниже.
— По дороге далеко, ногу поберечь надо, — возразил Сергей, — подберемся по речке до камышей.
Он не стал объяснять, что так надежнее: если лодку проводили выстрелом, вполне могли и встретить. Да и входить ночью в слободу надо не по большой дороге. По речке Камышовке можно подняться почти до заводской запруды, а там кустами и огородами пробраться к избенке Семена Денисыча.
Задами, по огородам, пробирались гуськом: впереди Сергей, за ним Палашка с тяжелой сумкой в руках, замыкающим — Корнюха с топором наготове. Уже начало светать, и Сергей корил себя, что плохо рассчитал время. Выручали высокие кусты смородины. В огороде Семена Денисыча они росли особенно густо.
«Сейчас залает, проклятущий!» — вспомнил Сергей про свирепого дедова кобеля.
Но, видно, дед догадался с вечера прибрать пса. Окно открылось сразу, после первого стука. Их ждали. Дед свесил за окно окладистую серую бороду.
— Влезешь? — спросил Сергея и, разглядев Корнюху, сказал: — Подсоби!
— И вы тоже! — махнул рукой, когда Сергей, бережно перенеся ногу через подоконник, уселся на лавку.
— Я домой, дедуня, — отозвалась Палашка.
— Говорю, влезайте! — строго сказал дед.
— Я сама. — Палашка оттолкнула Корнюху и проворно юркнула в окно.
Труднее всех пришлось Корнюхе, но и он забрался.
— Бабы наши на повети спят. Ступай к ним. — Семен Денисыч пропустил Палашку вперед и вышел за ней.
Немного погодя лязгнул засов и послышался радостный лай ластящейся собаки.
— Кобеля спустил, — сказал дед, входя в избу. — Теперь никто не подкрадется.
Но все же отвел гостей в дальний от окна угол.
— Теперь, поди, можно закурить? — спросил Корнюха жалобно.
— Кури, — смилостивился Сергей.
— Кисет потерял, — голос Корнюхи стал еще жалобнее.
— Пользуйся! — Дед протянул ему кисет и сам набил трубку. — А дело, стало быть, так повернулось. Прислал Санька весточку. Роману. Что придут, стало быть, партизаны. Отряд небольшой у них и оружие простое, крестьянское. Шомполки да берданы. Им, стало быть, помога наша нужна. Роман стал дружину собирать. Из тех, кто в заводе остался. За тобой посылать не велел. У него, говорит, рана, да и на примете он. К Лизавете-то твоей наведывались: «Где мужик?» Ну, она, как велено было, объяснила, дескать уехал к родне в Шаманову... Да, стало быть, ждали мы партизан и не дождались. А беляки ждать не стали. Или продал кто, или про партизан прознали, только вчерась ночью забрали Романа. Ивашку Стрельникова тоже и латыша, длинного рыжего, с тобой в литейке работал...